Пот по вискам, по груди, крупными каплями. Её влажное тело, искусанное, зацелованное, с десятками различных отметин меня на нём. И от этого зрелища последние прутья клетки, в которой дремал хищник, падают на охваченную адским пламенем землю.

И этот огонь перекидывается на кровать, беспощадно сжигая нас самих.

Подхватить её под колени, чтобы ворваться ещё глубже, чтобы закричать, когда она инстинктивно сжимает меня изнутри, и снова наброситься на ее губы, проталкивая язык, начиная бешено толкаться им у нее во рту, как и членом внутри ее тела. Долбясь на бешеной скорости, придавливая ее колени к постели, полностью распяв ее. Отстраняясь, чтобы смотреть, как теперь в ней исчезает моя плоть. Как моя девочка принимает меня в себе.

И языки пламени, лижущие тело, как первые признаки того апокалипсиса, который надвигается, разрушая всё вокруг.

Прижать ладонь к её лону, чтобы тут же пальцами сжать клитор, не прекращая движений, понимая, что не смог бы остановиться даже с пистолетом у виска.

Сжимать ее ноги до синяков, раздвигая до невозможного. Открывая ее для себя. Чтобы смотреть и брать. Смотреть, как Я ЕЁ трахаю. Как головка члена выходит полностью и снова скрывается в ее тесной глубине. Какая она маленькая там… нежная… и мне все равно хочется дико иметь эту нежность до исступления.

К чёрту! Хочу слышать, как она кричит, захлёбываясь в отзвуках моего имени!

* * *

– Ты чувствуешь этот вкус, Лия? – Его голос срывается, хриплый, низкий. – Это твоё. И это МОЁ! Это вкус МОЕЙ боли, малыш!

Смотрю в его бледное лицо и верю… Она отражается в обезумевших глазах, черных, как адская бездна. Его боль от желания. Собственный вкус на губах взрывает все еще пьяное сознание новыми волнами сумасшествия. Потому что в его аду так жарко.

Надо мной, такой сильный, опасный, натянутый, как струна с маской той самой боли голода на лице. Голода по мне. Не берет, дрожит у самого входа, и я начинаю дрожать вместе с ним, намертво пришитая к его взгляду. Оторваться и истекать кровью… чтобы снова найти.

Кончиком языка по моим щекам, слизывая слезы. Рывок огромной плоти вовнутрь, и мои глаза широко раскрыты, дыхания больше нет от восторга и болезненной наполненности. Выдох со стоном, чтобы жадно глотнуть кислород. Первый толчок, и мои ногти впиваются в его плечи, раздирая кожу, со вторым скользя к спине и к упругим ягодицам, с третьим – чтобы впиться, принимая глубже, изгибаясь навстречу.

Да! Хочу этой жестокой похоти, его дикости, которая всегда пряталась в синем льду. Подхватил под колени и ворвался на всю длину, заставляя вскрикнуть и кусать губы, бесноваться под ним, извиваясь, оплетая ногами бедра. Все еще пришита к его взгляду, словно и там мы сцепились в такой же дикости, которая швыряет тела навстречу друг другу. Под безжалостными ударами его плоти. Быстрее и быстрее, до боли. Насквозь, разрываясь. Его пальцы между нашими телами, отыскивая клитор, сжимая сильнее в такт сумасшедшим толчкам, и я вижу, как по его лбу стекает пот, как пульсирует вена на виске, как исказилось в мучительной гримасе бледное лицо, как жадно открыт чувственный рот, обнажая острые клыки… И мне не страшно…

Я понимаю, что хочу чувствовать и их в себе. От мысли об этом тело натягивается, как струна в аккорде от разрыва. Дрожит, трепещет и рвется с жалобным стоном, переходящим в дикий крик его имени. Изгибаясь, вцепившись в мокрую спину, рисуя на ней свой оргазм, сильно сжимая его изнутри, сокращаясь от невыносимого наслаждения. Чувствуя, как ускользает сознание…

«Возьми меня еще… возьми… мою… боль…»

Мысли сами несутся навстречу риску, запрокидывая голову и притягивая к себе в жажде почувствовать острое проникновение так же, как и его член в себе… Все еще содрогаясь под ним.

* * *

«Возьми меня еще… возьми… мою… боль…»

После громкого крика, опустошившего обоих, тихая мольба её мыслей разрывает сознание на части, рваными лоскутами падающие в ту самую бездну.

Закинул её ноги себе на плечи, чтобы растянуться над ней и наконец вонзиться клыками в шею, терзая кожу и едва не задохнувшись от первого же глотка.

Ладонью лаская скулы, очерчивая пухлые губы… и вспарывая фарфоровую кожу, выпивать её жизнь, чувствуя, как сгорает тело от дикого наслаждения, языки пламени которого взмывают к самому потолку. Засунул два пальца в её рот и осатанел, когда она плотно обхватила их губами. Иметь её всю. Вкусить каждую частицу своей женщины. Всеми способами, мыслимыми и немыслимыми, трахая её тело, её рот. Иметь на протяжении всей ночи, исторгая крики и тихие мольбы.

Оторвался от её шеи, чтобы зализать раны и отстраниться от нее. Выскользнуть наружу, чтобы одним движением наполнить её снова. Снова и снова, сатанея от того, как жадно она принимает меня, пока не заломит в висках, пока не затрещат кости в животном порыве излиться в неё. Заклеймить снова. Отметить свою добычу и завыть победным воем дикого самца, заявившего о своих правах на неё.

Неутолимая одержимость ею. Беспощадная, иссушающая и бесконечная.

Вышел из неё и рухнул на постель рядом. Привлёк к себе Лию и выдохнул в её волосы:

– Люблю тебя. Так было всегда.

Я не люблю его… Да, не люблю, потому что любить можно что угодно, например всего лишь карамель, от которой рано или поздно будет оскомина на зубах, а он терпкий, горький… он, как привкус черного шоколада, остается послевкусием на губах. Я не люблю его, потому что любить можно фильм или книгу, но они надоедают, хоть мы и возвращаемся к ним иногда, чтобы снова испытать старые эмоции, а он – нескончаемые новые страницы, неизведанные опасные лабиринты, тайны космоса и недосягаемые горизонты, его нельзя отложить ни на завтра, ни на год, ни на месяц, потому что он во мне и со мной всегда. Его присутствие так же естественно, как раскаты грома, как капли дождя на стекле или завывание ветра за окном, а может быть, ослепляющие до слез лучи солнца или лазурное небо над головой. Если их не станет, наверное, это и называется концом света. Так же, как и меня не станет, если не будет его. Точнее, я, конечно же, буду, но вы бы могли представить себе утро без восхода солнца, или цветок без запаха и лепестков, или зеркало без отражения, выдох без вдоха, тело без души?

Я не люблю его, да и как можно любить непостижимое, любить того, кто никогда не станет точкой, только извечным многоточием? Я не люблю его, он не мартини и не шампанское, чтобы любить его, измеряя глотками. Он – смертельный яд, который убивает изо дня в день, заражая наркотической зависимостью и диким кайфом от каждой дозы его присутствия, превращая меня в сумасшедшее, дикое существо, жаждущее этой отравы и агонии от мучительной ломки. Я не люблю его, потому что любовь – это спокойствие и созидание, а он мой смерч, мое стихийное бедствие, мое извечное разрушение всех запретов и законов, навязанных проклятым обществом Единого Континента. Он – мой персональный апокалипсис. Разве можно любить извечную войну до крови, до ран, до боли и до оголенных нервов? Войну, где я заведомо давно проиграла, но я бы лучше перестала дышать, чем прекратила это кровопролитие хоть на секунду. Я не люблю его… я с каждым днем, с каждым часом, секундой и мгновением не люблю его всё больше и больше, выше и выше… а может быть ниже… Не люблю там, где нет дна, во тьме, где мне не страшно утонуть и заблудиться в нём, теряя саму себя. Я не люблю его, потому что слова ничего не значат, потому что это больше, глубже, страшнее и опаснее, чем просто любовь…Этому нет названия, этому не нужен ни один перевод в мире. Это то, что он чувствует, даже когда я молчу…это то, что можно увидеть в моих глазах или в слезах, дрожащих на моих ресницах, когда я замираю от счастья, едва услышав его голос, или холодею от раздирающей тоски по нему. Он может ощутить это кончиками пальцев, касаясь моей кожи… или услышав биение моего сердца и прерывистое дыхание. Я не люблю его каждой бабочкой, порхающей в моем животе, каждым судорожным вздохом, стоном или криком дикого наслаждения. Я не люблю его сжатыми до хруста пальцами и искусанными до крови губами. Я не люблю его, как мотылек не любит смертельный огонь, на который летит вопреки всем доводам рассудка…потому что такова его участь… Я не люблю… я повернута на нём, больна им, заражена, отравлена, взята в плен, поставлена на колени… и он знает сам, КАК БЕЗУМНО я его не люблю…