поработать и согреться чаем из самовара и «полуприсутствующий»-«полуотсутствующий» большой поэт Велимир Хлебников, беспомощный, как ребенок… Бывал в Трехпрудном и загадочный Николай Клюев… «Чем больше друзей, тем страшнее», – высказал он однажды парадоксальную мысль, глядя на радушного хозяина…

Трехпрудный переулок, дом 10

«Романтик мировой революции»

Любая революция выводит на авансцену и гениев, и злодеев. Кем же был Яков Григорьевич Блюмкин (Симха-Янкев Гершевич Блюмкин, псевдонимы: Исаков, Макс, Владимиров и т. д. и т. п.)? Дата рождения точно неизвестна (около 1900 г.), дата смерти тоже неизвестна (1929 или 1930 г. г.). Революционер, чекист, советский разведчик («отец русского шпионажа»), террорист и государственный деятель! По одной из версий – прототип молодого Штирлица! С перенесением столицы из Петрограда они появились в Москве весной 1918 года почти одновременно: склонный к авантюрам выходец из бедной еврейской семьи Яков Блюмкин и крестьянский сын, будущий великий поэт, Сергей Есенин. Блюмкин тоже пописывал стишки. Его тянуло в творческую среду. Маяковский называл его Блюмочкой. Гумилев упомянул в одном из своих стихотворений. За Яковом Григорьевичем числится много «подвигов». Один из них – дерзкое убийство германского посла графа Мирбаха 6-го июня 1918 года. К тому времени Блюмкин служил в отделении контрразведки по наблюдению за охраной посольств и их возможной преступной деятельностью (здание посольства в Денежном переулке, 5; сегодня там располагается посольство Италии). За убийство Мирбаха Яков был приговорен военным трибуналом к расстрелу, но Троцкий – кумир Блюмкина – добился замены казни на возможность искупления вины кровью в боях по защите революции, и взял его в штаб! Блюмкин был исключительным везунчиком: готовый прихлопнуть, как муху, любого подозрительного субъекта, сам он чудесным образом избегал смерти, хотя и подвергался многочисленным покушениям. Блюмкин был дружен с имажинистами. В 1919 году подписал Устав «Ассоциации вольнодумцев». Говорил восхищенно Есенину: «Я террорист в политике, а ты, друг, террорист в поэзии». Блюмкин был завсегдатаем поэтических вечеров в «Кафе поэтов» и «Стойле Пегаса».

Мариенгоф и Есенин часто сопровождали своего приятеля-террориста в качестве охраны. Бывали поэты у Блюмкина в гостях: чаще всего в № 136 гостиницы «Савой» на Софийке, 6 (ныне Пушечная,), Блюмкин недолго соседствовал с семьей Кусиковых в доме № 30 по Большому Афанасьевскому переулку. Смерти Блюмкин очень боялся, он боялся умереть даже от простой простуды. Кровожадный смельчак всегда имел при себе пустые «расстрельные» бланки: достаточно заполнить – и расстрелять любого. Как-то хвалился такими перед Мандельштамом. Ужаснувшийся поэт вырвал у Якова пачку бланков и разорвал их. Из воспоминаний Анатолия Мариенгофа: «Как-то в «Кафе поэтов» молодой мейерхольдовский артист Игорь Ильинский вытер старой плюшевой портьерой свои запылившиеся полуботинки с заплатками над обоими мизинцами. «Хам! – заорал Блюмкин. И мгновенно вытащив из кармана здоровенный браунинг, направил черное дуло на задрожавшего артиста. – Молись, хам, если веруешь!»<…>К счастью, мы с Есениным оказались поблизости.<…>И Есенин повис на поднятой руке. «При социалистической революции хамов надо убивать! – сказал Блюмкин, брызгая на нас слюнями. – Иначе ничего не выйдет. Революция погибнет». Романтик! Таких тогда было немало». Блюмкин взял Есенина на поруки, когда поэта арестовали на квартире Кусикова. А в сентябре 1924 года на Кавказе Есенин встретил Блюмкина в гостинице «Новая Европа». В пылу ссоры «друг», наделенный властью, поднял на поэта револьвер. Многие сторонники версии убийства Есенина считают Якова Блюмкина причастным к этому преступлению. Им возражают, утверждая, что Блюмкина не было в стране: в конце 1925 года он находился, якобы, в Тибете, в экспедиции Николая Рериха. Руководитель пресс-бюро разведки России Ю.Г. Кобаладзе сообщает: «По сведениям Службы внешней разведки и по документам Блюмкин не был в экспедиции Рериха». Документально подтверждено, что в конце 1925 года Блюмкин трудился в Наркомторге, в Москве. И что ему стоило выехать на несколько дней в Питер? Яков Блюмкин создавал разведсеть в Египте, Турции и Саудовской Аравии, был любимчиком Троцкого и Каменева, общался с Горьким и Луначарским. После 1926 года был даже соседом Луначарского по лестничной клетке, неподалеку от места своего легендарного «подвига» – убиства Мирбаха (Денежный пер.,9, по Глазовскому пер. – дом № 5). Судьбы десятков людей были в руках этого безумца, но звериное чутье, беспринципность, везение не спасли и его: Блюмкин был расстрелян своими же соратниками. По легенде, тридцатилетний фанатик, стоя у стенки, крикнул: «Да здравствует мировая революция!!!!»

Денежный переулок, дом 9

Гостиница «Савой»

Мотя Ройзман

Книга Матвея Ройзмана «Все, что помню о Есенине» читается с большим интересом, хотя многие современники поэта и есениноведы призывают осторожнее относиться к фактам, изложенным в ней. А исследователь В.В. Базанов прямо заявляет: «Не вызывают доверия и подробнейше описанные эпизоды…» Мотя Ройзман познакомился с Сергеем Есениным в 1919 году, вошел в группу имажинистов, занимался бухгалтерией в кафе «Стойло Пегаса». Был моложе Есенина всего на три года, но почему-то рядом с поэтом представляешь его совсем неопытным робким юношей. Вряд ли Мотя был близок Есенину, Сергей Александрович, например, никогда не приглашал его в Константиново. Тем не менее, они общались довольно часто. В Газетном переулке, в доме № 3, где жил Мотя, Есенин бывал. Вскользь упомяну, что в этом здании, в квартире Евдоксии Никитиной, проходили и «Никитинские субботники», которые, как известно, посещал Есенин. Читаем у Ройзмана: «Есенин и я прошагали по переулку и вошли во двор дома № 3, где я жил с моими родителями. Мы поднялись на шестой этаж, дверь открыла мать, увидела поэта, о котором я ей рассказывал, и растерялась. Но он, поздоровавшись, ласково заговорил с ней…<…>Есенин подошел к стене, где была прибита маленькая вешалка, снял шубу, шапку, повесил их, а шарф бросил на кушетку.<…>В это время мать принесла подносик с двумя стаканами чая и пирожками из пеклеванной муки с урюком…» В книге воспоминаний Матвея Ройзмана много эпизодов московской жизни поэта и его окружения, которые попутно освещают и бытовой антураж далеких 20-х годов. Ощущаешь даже «эффект присутствия» на месте событий! Но вот цитата из книги В. Пашининой «Неизвестный Есенин»: «Рассказывая во всех подробностях о своей встрече с Есениным в больнице, Ройзман несколько раз упоминает о перебинтованной правой руке, которая «лежала поверх одеяла», и потому с ним и Анной Берзинь Есенин поздоровался, подав левую руку. Не забыл Мотя Ройзман ни про гостинцы, ни про стихи, «перепутал» только руки Есенина, да «забыл» сказать самое главное, что Анна Берзина (Берзинь) не с Мотей Ройзманом ходила в больницу, а с Вардиным (справедливости ради, Берзинь вполне