«Я буду выплачивать вам четыреста фунтов в год при одном условии, вы обязуетесь больше не называться именем Армтаж. Если я обнаружу, что вы нарушили это условие, то незамедлительно прекращаю выплачивать ваше содержание. Вы считаете, что имеете полное и законное право носить это имя, но, если я обнаружу, что вы где-нибудь называетесь им, выплата содержания будет приостановлена. Это хорошее имя, но я все-таки полагаю, что четыреста фунтов в год для вас гораздо важнее. И это, дорогая Карола, мое последнее слово».

У него не было ни тени сомнения – эти строки писал именно он. Это озадачивало его, но вот они – прямо перед его глазами – черные строки так похожи на его почерк. Это написал он. Однако именно то, что написал их он, казалось ему совершенно невероятным. Он предлагал Кароле Роланд четыреста фунтов в год за то, чтобы она не называлась его именем.

Жиль слегка отвел глаза в сторону от своего письма, от очевидной его подлинности, и скользнул взглядом, как до него это сделала Меада, по руке Каролы, державшей письмо, по ее длинным пальцам с накрашенными красными ногтями, по кольцу с ярко блестевшим брильянтом. Вдруг его лицо так переменилось, что Карола быстро отступила на шаг назад, сложив письмо и спрятав его в складках своего платья.

Жиль вынул руки из карманов и сделал шаг вперед.

– Откуда у вас это кольцо?

Итак, это случилось. Занятно, Весьма занятно. Дело приобретало неожиданный поворот. Это сулило ей такое развлечение. А она еще скучила! Карола манерно улыбнулась и протянула руку с брильянтовым кольцом.

– Вот это?

– Да, откуда оно у вас?

– Дорогой, но ты же сам мне его подарил. Твоя забывчивость удивительна!

Кольцо его матери на руке у Каролы Роланд. Это потрясло до глубины души, которая явственно кричала ему, что перед ним стоит чуждая ему незнакомка. Но ведь никто не дарит кольцо своей матери незнакомке, как правило, его дарят вместе со своим именем. Жиль жестким от напряжения голосом сказал:

– Можно мне взглянуть на кольцо? Я верну его вам тут же. Мне надо удостовериться.

Ничуть не колеблясь, она сняла кольцо и положила его ему на руку.

Чуть отвернувшись в сторону, Жиль повернулся к свету и стал рассматривать кольцо, пытаясь увидеть гравировку на его внутренней стороне. Если это было материнское кольцо, то там должны быть инициалы матери и дата их обручения с отцом. Свет упал на еле различимые буквы М.Б. и цифры, слишком истертые, чтобы разглядеть. М.Б., – это были инициалы его матери, Мэри Бэллантайн, а датой, по всей видимости, июнь 1910. Это была самая непостижимая вещь на свете – отдать кольцо матери, Мэри Армтаж, в эти руки с накрашенными ногтями. Когда он делал это, значит, понимал, что иначе он поступить не мог. Но понять происшедшее он был не в силах. Письмо, кольцо, самозванка, называющая себя его женой. Его плоть, его разум – все восставало против нее. Он всем своим существом отказывался верить в очевидное. Пусть она докажет, что брак был заключен. Он так и сказал:

– Это ничего не значит. Вы ловко пользуетесь тем, что я частично утратил память. Если брак заключался официально, то постарайтесь вспомнить поподробнее и дайте знать моим адвокатам, где и когда это случилось. Я не верю, что брак действительно заключен и что вы сможете доказать это.

Меада едва закрыла дверь за Жилем, как тут же Айви Лорд высунула голову из дверей кухни.

– Не позволите ли, мисс Меада, выйти мне за почтой?

– Ладно, Айви.

– Вы никуда не уйдете, мисс?

– Нет, сегодня вечером я никуда не собираюсь.

Айви явно колебалась.

– Миссис Андервуд говорила, что вернется домой в половине восьмого. Если вас не затруднит, зажгите газ под пароваркой ровно в семь часов, пока вода не нагреется, а затем вниз до отметки…

Меада улыбнулась про себя. Для того чтобы дойти до почтового ящика, висевшего на углу, и вернуться назад, требовалось от силы минут пять. Почта была предлогом, за которым, несомненно, скрывался молодой человек. Она ответила:

– Конечно, зажгу.

Меада вернулась в гостиную и стала дожидаться Жиля. Она слышала, как Айви, стуча туфлями, торопливо пробежала к выходу. Затем послышался стук закрываемой двери. Меада попыталась представить себе, каким был ухажер у Айви. Она выглядела такой смешной и забавной, впрочем, достаточно привлекательной, в ее чертах сочетались необычность и приятность, как в слоеном пироге… И откуда только берутся такие мысли. Но все-таки лучше было думать об этом, чем о Жиле и Кароле Роланд. Мысли не спрашивают вашего разрешения, они просто приходят; одни как постучавшие в двери посетители, но когда вы их впускаете, то обнаруживаете, что вместо друга на пороге стоит враг; другие словно призраки, стучащие в окна и воющие странным голосом что-то неразборчивое; третьи, словно прокравшиеся воры, с намерением украсть что-нибудь; а еще есть мысли, врывающиеся стремительно, как будто некие захватчики. Дрожь пробежала у нее по телу. Погода считалась теплой, но Меаде почему-то было холодно.

Она взглянула на часы. Но когда же появится Жиль? Было что-то без двадцати, без четверти семь. Она не должна забыть зажечь газ под пароваркой, иначе у Айви будут неприятности. Жиль уже отсутствовал около четверти часа.

Вдруг зазвонил дверной звонок, она побежала открывать. Распахнув дверь, она увидела на пороге Агнесс Лемминг, рядом с ней стояла большая коробка, которую она, видимо, поставила на пол для того, чтобы позвонить. Подняв коробку. Агнесс прошла в небольшую переднюю – голова гордо поднята, щеки раскраснелись. На ней был старое фиолетового цвета пальто и юбка, но чем-то она не походила на прежнюю Агнесс, она как будто помолодела, от нее исходили почти осязаемые волны энергии и решимости.

– Вы одна? Могу я поговорить с вами? Мне нельзя задерживаться. Я зашла на минутку.

В своем состоянии Меада лишь была благодарна ей за это. К тому же по своей природе она отличалась доброжелательностью.

– Тети Мейбл нет дома, а Айви ушла за почтой. Что случилось? Вы не зайдете?

Меада закрыла дверь, но Агнесс не двигалась с места. Она произнесла сдавленным голосом:

– Мне нельзя задерживаться. Моя мать может вернуться в любой момент. Вы не сделаете для меня небольшое одолжение? Вы не подержите эту коробку у себя до послезавтра? Только ничего никому не говорите о ней.

Подобная просьба в устах Агнесс выглядела, по крайней мере, необычной. Чуткая Меада отозвалась слегка изменившимся голосом.

– Да, конечно, подержу.

Агнесс явно колебалась.

– Наверное, это вам покажется… странным, необычным. Но мне некого больше попросить, а вы всегда были так любезны со мной.

Она чуть помедлила, затем, внезапно решившись, сказала то, что вовсе не намеревалась говорить.

– Моя кузина Джулия Мейсон подарила мне несколько изысканных нарядов. Я хочу надеть их послезавтра. Знаете, я выхожу замуж.