– Он вам действительно платит?

– Да.

– Тогда вы должны знать, что он корчит из себя графа де Бо-оргезе.

– Корчит? В смысле, он не граф?

Мистер Ганз пожал плечами.

– В Италии графов как грязи. У тебя есть пятьдесят тысяч? Все, можешь быть бароном.

Без понятия, о чем он, но повода для беспокойства не было – для чего бы ни были нужны пятьдесят тысяч, их у нас не было.

– Он купил титул?

– Этого я не говорил, – сказал мистер Ганз. – Его титул настоящий и, насколько мне известно, даже довольно древний. Суть в другом: в нем нет ничего благородного и аристократичного. Возьмем, к примеру, это так называемое «соперничество». Все это происходит только в его голове. И в голове Принцессы.

– Не уверен, что я понимаю, – сказал Берни.

– А это не очевидно? Вафелька и Принцесса за последние два года посетили десять выставок, и на каждой выходили в финал. И Вафелька – ты моя хорошая девочка – каждый раз побеждала. Одностороннее соперничество – это оксюморон.

Вафелька таращилась в пространство. Одно ее крошечное ухо странно загнулось назад.

– Я думал, Принцесса победила в Балморале, – сказал Берни.

– Балморале? Даже не говорите со мной о Балморале.

– Почему? Разве это не самая крупная собачья выставка в мире?

– О, в этом не сомневайтесь, но что насчет честной игры?

– А что с этим было не так?

– Я вижу, ваш работодатель не объяснил вам полную картину.

– Так посвятите же меня.

– Поразительно, что вы этого не знаете, – сказал мистер Ганз. – В Балморале они буквально выстрелили Вафельке в колено.

Берни очень редко выглядел удивленным, так редко, что я даже не сразу распознал выражение его лица.

– Повторите-ка?

– Какое слово вы не поняли?

– Например, «выстрелили в колено», – сказал Берни. – Я не уверен, что у собак вообще есть колени.

Конечно, у нас их нет. Человеческие колени довольно уродливые, и ноги у них выглядят как-то странно. А наши ноги – хоть и не мне об этом говорить – крайне элегантны.

– Это была метафора, – сказал мистер Ганз.

– Метафора чего?

– Самого ужасающего зверства, которое я только видел в своей жизни.

– И это?..

Мистер Ганз погладил Вафельку.

– Я не хочу вновь говорить об этой травме. Только не рядом с ней.

– Я понимаю, – сказал Берни.

– Да?

Берни кивнул. Это был короткий кивок, скорее даже простое подергивание подбородка, и, пожалуй, мой самый любимый вид кивков среди всех: он был настоящим.

– Я вам верю, – сказал мистер Ганз. Он сделал глубокий вдох. – Полагаю вы встречались с тренером, Нэнси Малон?

– Да.

– Когда-то она на меня работала, вы знали об этом?

– Нет. Чем закончилось ваше сотрудничество?

– Это к данному вопросу не относится, – сказал мистер Ганз. – Суть вот в чем: в день выставки в Балморале – еще ничего не началось, мы все еще были за кулисами – Нэнси Малон подошла и… – он понизил голос, – наступила на бедную маленькую лапку Вафельки. Жестоко. Вышибла ее из соревнования – бедняжка хромала еще много дней, – глаза мистера Ганза стали еще более влажными. Глаза Вафельки, к слову, тоже, а уши подались назад. – Так что, да, Принцесса выиграла Балморал, если вы можете назвать это победой.

– Что случилось после?

– После чего?

– После того, как Нэнси Малон наступила на Вафельку.

– Крокодильи слезы, разумеется, – крокодилов я тоже видел в телевизоре, но они что, и в Балморале отметились? Дело становилось все более запутанным. Нужно было готовиться ко всему. У нас с Берни работа суровая.

– Что вы имеете в виду?

– Ужасно раскаивалась, утверждала, что это была случайность, бесконечно извинялась. Даже имела наглость – вы только представьте – взять Вафельку на руки и пытаться ее утешить. Я положил конец этому представлению.

– Возможно ли, что это был несчастный случай?

– Совершенно точно нет.

– Вы видели, как это случилось?

– Строго говоря, нет, не видел, между нами стояли другие люди – там вообще творился сущий хаос, что дало ей возможность действовать. Но я полагаюсь на неоспоримого свидетеля.

– На кого?

– Того, кто все видел.

– У него есть имя?

– Я не слишком хочу вдаваться в подробности.

– Почему нет?

Последовало долгое молчание, и во время этого молчания я заметил в углу маленькую серебряную миску, а в миске – что-то очень похожее на стейк, нарезанный на маленькие кусочки – возможно, для одной очень маленькой пасти. Или, возможно, для любого, кто случайно оказался поблизости, например, для зашедшего гостя. Эдакий гостеприимный жест. Несколько мгновений спустя я обнаружил, что все еще сижу прямо и настороженно, но почему-то маленькая серебряная миска стала гораздо ближе.

– Мне больше нечего сказать, – заявил мистер Ганз.

– Выглядеть это будет плохо, – сказал Берни.

– Прошу прощения?

– Давайте вернемся к тому, как вы восхищаетесь – восхищались – Аделиной Боргезе.

– Что вы имели в виду… Что будет выглядеть плохо? – голос мистера Ганза изменился, стал выше и тоньше – верный знак, что разговор продвигался в правильном направлении. Ничего удивительного – Берни отлично вел допросы, я ведь еще этого не говорил?

Берни покачал головой.

– Вы свой выбор уже сделали, – сказал он. – Но можете вы объяснить, почему вы восхищались Аделиной?

Голос мистера Ганза стал еще выше.

– Забудьте прошлое время. Я восхищаюсь ей, прямо сейчас.

– Почему?

– Она стоит на земле обеими ногами, – сказал мистер Ганз. – Согласно моему опыту, люди ее финансового положения обычно крайне отдалены от обычной жизни. А Аделина, конечно, наслаждается своими возможностями, но они ее не испортили.

– Может, потому что деньгами она обзавелась в более позднем возрасте, – предположил Берни.

– В более позднем возрасте? – переспросил мистер Ганз. – Что вы имеете в виду?

– Разве она не из Нью-Джерси?

– Да, но как это связано?

Берни открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент Вафелька издала дрожащее поскуливание, больно резанувшее по ушам.

– Ох, бедняжка, – проговорил мистер Ганз. – Она так чувствительна к настроению в комнате, к напряжению. Нам придется продолжить в другой раз.

– Почему вы напряжены, мистер Ганз?

– Я не говорил, что я напряжен.

– Тогда кто? Я лично не напряжен, как и… – Берни посмотрел на меня. Ой! Я стоял прямо перед серебряной миской. И она была пустой. Как это вообще могло получиться? – …Чет.

– И?

– Так кто еще может быть напряжен? – сказал Берни и встал. – Мы уйдем, но прежде я хочу рассказать вам о теории графа.

– Теории о чем?

– О похищении, о причине, по которой мы сюда пришли, – сказал Берни. – Граф думает, что настоящей целью была Принцесса.

– Какой в этом смысл?

– Для того, кто злится на произошедшее за кулисами выставки зверство, в этом может быть много смысла.

– Это отвратительное обвинение.

– Но