Он провел в Кремле два дня. В первый — был принят в ЦК и имел долгую беседу с Бухариным. «Коля-балаболка» при гарантиях собственной безопасности был ужасным сторонником террора.

— Правильно и неограниченно применяемые репрессии против врагов революции, товарищ Махно, — это чудодейственное оружие, способное приносить победу даже маленькой, но сплоченной группе в борьбе против полчищ врагов, разлагаемых собственной мягкотелостью!

— Вы когда-нибудь озверевших мужиков видели, товарищ Бухарин?

— Вот пусть это и будет последним, что суждено увидеть в жизни нашим непримиримым врагам!

— Немец — хороший солдат. А мадьяр — он и сам часто зверь. Классовый враг помещик от нас пощады не имеет. А вообще сила сегодня не на нашей стороне. Если зверями себя поставить — резню они устроят селянству, товарищ Бухарин. («А вот это то, о чем Волин предупреждал. Мы с самостийниками порежем друг друга, а потом большевики придут на пепелище и установят свою диктатуру».)

— А если силенок вам подбросить? Военному делу подучить?

— Мы думаем, именно такой союз мог бы принести пользу и нам, и вам.

— Да вы с чего же себя от нас отделяете?

— Да я здесь вот именно, чтоб говорить об объединении.

Назавтра перед Махно распахнулась дверь с другой табличкой: «Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов товарищ Яков Михайлович Свердлов».

Встал навстречу из-за огромного стола — немногим разве выше Махно, щуплый, обезьянистый, чернокурчавый в пенсне. Рукопожатие и разминка-допрос без предисловий: зачем вы здесь? каковы ваши планы? чего ждете от встречи? настроения на Украине? почему вы не помогаете нашим гвардейским отрядам? чем мы можем быть полезны вам, а вы — нам?

Еще на следующий день, в час ровно, его принял, в сопровождении того же Свердлова, Владимир Ильич Ленин. Прищур, касание к плечу, кресло, чай.

— И как же ваши к’гестьяне восп’гиняли лозунг: «Вся власть советам на местах»?

— Хорошо восприняли, правильно. С душой. Вот у нас в Гуляй-Поле вся власть и принадлежит Совету. Сами собираемся, сами решаем, сами исполняем.

— Вот это п’гек’гасно! Это и есть идеал госуда’гства т’гудящихся, когда оно уже становится п’гямым на’годным п’гавлением. Но скажите сами: ведь селяне еще частенько бывают несознательны? не очень политически подкованы? слабовато понимают последствия идущих событий?

— Случается, конечно. Хотя грамотные люди у нас есть.

— Это кто же? Ана’гхисты?

— В основном да. (Знает. Доложили. Свое гнуть будет.) Анархия — она более всего подходит вольному селянству. Сами робим, сами что надо меняем, своим умом живем. Ни у кого ничего не просим.

— А вот и лукавите, батенька! Здесь-то зачем вы? А потому что силенок маловато, помощь вам нужна. Винтовочки-то поди есть, а пат’гонов уже и нет, а? С Дону беляки, с запада немцы, союзников нет, так хоть с нами тепе’гь взаимопомощь наладить, а?

— Так ведь мы ж вам выгоду предлагаем, Владимир Ильич. По продразверстке крестьянин ничего не даст. Продотряды ваши будет уничтожать…

— Ах вы какой! Помогаете ми’говой бу’ргуазии уничтожать п’голета’гиат как класс? пусть подохнет с голоду? Так потом ведь и всех селян ваших к ногтю! Не отсидитесь в своем хлебном к’гае! Только союз!

— Именно так я и думаю. На насилие и террор народ ответит тоже террором. А организованным порядком хлеб городу поставлять можно. А от города получать тоже нужное. Боеприпасы, мануфактуру, керосин.

— П’гедположим! Хо’гошо! А почему же не дать мужику возможность самому выби’гатъ между ана’гхистами и большевиками? Мужик умен, сам все поймет. Мы к чему гнем? Мы к тому гнем, что пока ми’говую бу’гжуазию не уничтожить полностью — она т’гудящимся спокойной жизни не даст! Вы же сами видите! Вы хотите хлеб сеять — а немцы его вывозят! Только вместе! Только всем сжаться в единый кулак! — Ленин стукнул кулачком по столу, звякнул подстаканник. — А’гхиважно понять: по пути нам с вами!

…Хорошо, размышлял Махно по пути из Кремля. Мы пока получим мирную сторону на северо-востоке, боеприпасы, оружие. Совместные операции, если сунутся белые. Хлеба будем давать… по возможности. Сколько селяне на месте решат и позволят. А тем временем красные будут видеть, что у нас жизнь свободная, справедливая, счастливая. И проникнутся нашими убеждениями. Свободным да счастливым все хотят быть.

… — Хит’гы мужички, — задумчиво говорил Ленин Свердлову. — Но нам сейчас этот на’годный г’азбойничек полезен. Нужен.

— Конечно, Владимир Ильич, — поддакивал Свердлов с излишне честными глазами. Считанные недели оставались Ленину до ранения неизвестно кем и для чего — и Свердлову до скоропостижной смерти от гриппа (единственной в правительстве). — Мы связаны брестским миром, обязаны признавать границы Украины: немцев бить не можем, хлеб с Украины брать не можем. Вот и подбросим Махно огоньку: пусть режет немцев и гетманцев и кормит город. А это будет и приближать мировую революцию в Германии, и ослаблять буржуазию на Украине, и уничтожать анархобуржуазный элемент на селе.

— А он получает от нас легитимностъ своего анаг’хического г’ая! — подхватил Ленин. — И будет дг’аться сейчас с ут’гоенной силой!

…Гражданская война — это революция, растянутая в пространстве и времени. А революция — это перераспределение власти во имя перераспределения собственности. Стратегия революции и гражданской войны — это умение сделать себе союзниками всех на пусть минимальный момент совмещения интересов — а затем ликвидировать всех союзников по одному, по мере того как только интересы одного начнут отщепляться от интересов других. Заканчивает революцию всегда самый прагматичный, предусмотрительный, циничный, расчетливый, коварный, эгоистичный. Дело революции делают в основном другие — потом он припишет все подвиги себе?

Легендарный в мире русский революционер, после Прудона и Бакунина признанный лидер и живой классик мирового анархического учения, князь из древней аристократии рода Рюриковичей, седой и крепкий старец, Петр Алексеевич Кропоткин был в это время в Москве. (И бывшие народовольцы, и анархисты, идеалисты и авантюристы всех мастей — все ринулись в 17-ом в Россию…) (Через два года, в подмосковном Дмитрове, мало не дожив до 80, он тихо угаснет под исход глухой к разуму и пощаде гражданской войны — подобно многим возвращенцам, интеллигентам, бывшим революционерам из мыслящих…)

— Спасибо, что среди ваших дел — нашли время навестить старика. — Рукопожатие Кропоткина было крепким, рука ширококостной.

Махно сиял почтением и восторгом (уважал и себя за эту встречу!). Учитель, вождь, — принимает его у себя в доме, протягивает руку, сажает за стол, накрытый к чаю!

— Это великое счастье для старика — дожить до вашей республики, видеть воочию то, ради чего жили мои великие учителя, и вот так запросто пить с вами чай — с человеком того самого будущего, о котором мы мечтали!