— Мы должны использовать выпавший нам уникальный исторический шанс! — гудел приятным баритоном Волин. — Именно сейчас, при всеобщем развале и безвластии, мы должны каждый день расширять сферу своего влияния и анархического уклада жизни. За порогом какой-то величины — мировая реакция уже не сможет повернуть процесс вспять. Крестьянская масса, если во главе ее стоит маленькая, но твердо сплоченная идейная группа, зубами и когтями, всей кровью и плотью будет защищать свою кровную землю!

Удержись тут на одной стопке. Звякало, булькало, играл лунный свет: ударили по селу первые петухи, крепка ночь за полночь.

— Мужик уважает силу, — тонким голосом рубил Аршинов-Марин. — А чужака мужик не любит. Если ты бьешь немца — мужик тебя уважает. А битый — он задумывается. Задумается — и пойдет в Германию, свою буржуазию бить.

— А варта сама разбежится, — даже в полумраке блестела жемчужная улыбка красавца-моряка Щуся.

К сентябрю повстанцы привели киевскую власть в раздражение. Пришел сбор урожая — а посланные обозы вырезаются и исчезают вместе с охраной!

— Этими бандитами пора заняться всерьез!

Гайдамацкие эскадроны патрулировали дороги, искали стычек. Германо-австро-мадьярские роты, при пулеметной повозке и полевом орудии, стояли гарнизонами в селах покрупнее. Отрядили два аэроплана — для наблюдения и оперативной связи! Образца 1916 года «Ньюпоры» на своих велосипедных колесах садились на любую лужайку и, почихивая, могли летать на грушевом перваче.

А слава уже шумела! «Махно там, Махно сям, Махно вездесущ и неуловим!» Грабанул склад Федька Щусь с братвой — «Махно ударил!», разгромил на шляху десяток подвод с отделением конных свой бывший пастух Семка Каретник — «Махно отбил!» Пошаливали да расшалились: серьезные хлопцы.

Полк немецкой пехоты, полк гетманской варты и четыре эскадрона венгерской конницы выделила власть для организованного уничтожения бандитизма в районе Гуляй-Поля. Методично прочесывали села, перекрывали дороги, стягивали кольцо.

Как ведется антипартизанская война? Да очень просто, хотя обычно с малым эффектом.

Клеятся по станциям, почтам, телеграфам, магазинам, заборам — объявления: такие-то вне закона, а за поимку награда столько-то, а за мертвого столько-то, а за любые сведения столько-то. Сообщать местным властям. Когда сумма достигает критической массы — остается только ждать: раньше либо позже выдадут обязательно.

Обыскивают и допрашивают всех подозрительных, пуская в ход «меры физического воздействия», равно как и «психического»: угрожают расстрелом семей, бьют, пытают, режут, казнят. На войне белые перчатки пачкаются быстро. Смерть товарища озлобляет, кровь подозреваемого врага распаляет. Выбивают информацию.

Жгут и расстреливают для устрашения — в населенных пунктах подозреваемой зоны.

А сверху с тарахтящих аэропланов сбрасывают вымпела с координатами вооруженных скоплений.

А разведка вербует информаторов и прикидывает линейкой и циркулем по карте: далеко ли успел отойти враг после последнего столкновения, какой район и в каких направлениях блокируем?

Неделю загоняли профессиональные офицеры Великой Войны (она еще не называлась I Мировой, она еще продолжалась…) махновцев до кучи, в кольцо: сжать и уничтожить. Неделю ускользали легкие летучие отряды, ан всё только в одном направлении…

И вот тебе лесок. Жи-иденький лесок, чащоб в Новороссии нет. И всей махновской армии в том леску — пара сотен. Остатки отряда его, остатки Федьки Щуся, остатки Семки Каретника. Остальные — кто к себе сумел раньше ускользнуть, а кого побили в поле.

Патронов мало. Животы подвело. Пощады не предвидится.

Народное войско имеет перед регулярным два недостатка: неорганизованность в действиях — и нестойкость в передрягах. Запахло смертью, и людишки приуныли.

— А может, попробовать сдаться?

— Лучше сам стреляйся, а то больнее будет. — Поржали мрачно.

— Выход один — ждать ночи, и в темноте пробираться… може, по одному.

— Да светлы сейчас ночи, луна большая.

— А по-козацки? Через камышинки срезанные дышать — и через реку под водой. А там вышли, ударили — и ушли. Га?

— В зад себе воткни ту камышинку. От коней не уйдешь.

— Та в темноте же!

— Да де ты взяв те камышинки? Чи воны здесь растут? Здесь луна тильки растет, казали же тоби!

Подвели итог. По одному — передавят. Скрытно — заметят. Сидеть ждать — переморят. Прорываться — уничтожат разом.

Когда смерть накрыла — инстинктивно люди жмутся в единый организм, на миру и смерть красна; не для смерти жмутся, а знает естество глубинное, что единый кулак сильней россыпи, единое усилие может сделать чудо, неподсильное порознь. И смотрят в надежде по сторонам: кто голова? кто, как на стержень, общую силу на свою волю намотает? Потому и готовы умереть за вожака, что сила в единстве, а единство в подчинении сильнейшей воле.

Вожак — это хладнокровие, уверенность и презрение к смерти. Это тот, кто всегда знает и всегда готов. И приносят ему себя в подчинение для своего же спасения, и могут просить униженно: прими.

Спокойный и злой, шагал Махно взад-вперед по полянке, вдавливая высокие каблуки сапожек в пружинящий лесной перегной. Руки за спиной, ноздри раздуты, верный адъютант Сашка Лепетченко никого не допускает.

— Слухай сюда! За рекой — пулеметы: на плеск и взмах всех посекут. На холме — конница: в угон покрошит. На тем поле у балочки — пушки, и достанет нас шрапнель хоть тут где. А на дорогах разъезды должны быть, не дурны ж воны. И хрен ты проскочишь. А вон то — бери биноклю, давись! — снаряды подвезли, с подвод разгружают. И перещелкают, как мух. Окопаться нам немае чем, и коней всих побьют. Ну — Федька? Ну — Семка?

Матерые бойцы, злые ругательства сплевывают: «Семи смертям не бывать, одной не миновать».

— Гоп, кума, нэ журысь, у Махно думки завелись!

Он не смущался никогда и был уверен всегда. Он нес вокруг себя пространство удачи. Он стал легендой после того боя. Никакого боя быть не могло, а заведомое уничтожение, спланированное и подготовленное.

Влез в бричку, поерзал на откидном сиденье, попрыгал, пробуя рессоры.

— Так. Эту — и еще вон ту. Давай «максимы» сюда, оба. Один в эту, другой в ту. Да не так! на сиденье станови, дулом назад… Эй — веревки! Так, приматывай станок к спинке; ага, и под скамейку пропусти.

— Нестор, а как ты ее к цели задом развернешь? Нам-то — вперед же надо!

— Цель к тебе сама с заду забежит. Патроны собрать — набить две полные ленты.

— Так хлопцам же ничего не останется!

— Рубиться будут. По обойме хоть останется? И ладно.