мельком взглянул на Огурцова, сделал приглашающий жест и продолжил что-то писать.

Огурцов присел на жесткий стул, оценивающе посмотрел на рыжего следователя и начал говорить, выбрав шутливый тон:

– Видите ли, м-м-м, Игорь Степанович, если не ошибаюсь… Меня мучает любопытство, по какому поводу меня сюда пригласили?

Но следователь перебил его жестом, приглашая помолчать.

Огурцов немного удивился, посидел спокойно две-три минуты, но терпение никогда не было его сильной стороной. Кроме того стул был жесткий и какой-то неустойчивый. Сохранять царственную осанку и вальяжное спокойствие на нем было не просто. А Диме, при кажущемся спокойствии, необходимо было быть предельно сосредоточенным, чтобы не отступить от заготовленной легенды: «Не был, не состоял, не знал». Дима твердо для себя решил не вмешиваться в это темное дело. Это было просто помутнение рассудка, эта женщина – просто эпизод в его прошлом. Лучше всего оказаться в стороне, ему и так забот хватает. Он стал раздражаться.

– Господин или… товарищ следователь. Если вы думаете, что у меня уйма времени, чтобы здесь торчать, то вы ошибаетесь. Я человек занятой.

– Одну секунду. Вы же понимаете, начальство требует отчетность – вынь да положь – и никого не волнует, когда тебе преступления раскрывать. Можно в свободное от работы время, – совершенно спокойно объяснил Коваленко.

– Хорошо, если недолго,– недовольно согласился Дима. В полной тишине, когда слышно как скрипит перо, балансируя на скрипучем стуле, он вытерпел еще минут пять и снова заговорил:

– В конце концов, это вам что-то от меня нужно! Говорите или я уйду! У меня еще назначена встреча на сегодня. Я со своей невестой улетаю отдыхать. Я должен до шести часов забрать путевки из агентства. Вы знаете, что значит «горящая путевка»? Если я ее не выкуплю, то сорвется поездка. Вы мне новый тур искать будете? Меня лично совершенно не волнуют ни ваши отчеты, ни ваши преступления.

Говоря, Дима распалялся все сильнее. Простоватый следователь не внушал ему никаких опасений. Захотелось показать кто здесь главный. Поэтому он пропустил тот момент, когда Коваленко отложил бумаги, достал бланк протокола и задал вопрос:

– Это не с Голицинской ли Любовью Михайловной вы ехать собрались?

– Нет, конечно, она же… – выпалил Дмитрий и резко осекся, сделал вид, что закашлялся.

– Нет? Конечно, нет. Что же вы не продолжаете: «Она же мертва». Вы ее вчера убили? Что бронхит начинается? Хватит кашлять, неестественно у вас это получается.

– Какой Голицинской? Нет у меня таких знакомых, – Дима опустил глаза в пол и предпринял слабую попытку придерживаться своей версии.

– Не надо, Дмитрий Николаевич, ну что ж действительно время терять. Хотя у вас его теперь много будет. У меня есть возможность найти вам новую горящую путевку. Отель «пять звезд» не обещаю, но «все включено» точно будет лет пятнадцать, а если следствие путать, то и все двадцать можно отдыхать. А если серьезно, то соседи вас видели неоднократно, невестка потерпевшей про вашу неземную любовь все мне поведала. Еще у меня запись есть, видеокамера в черно-белом виде запечатлела ваш визит в дом № 8 по Краснопартизанскому проезду в 22-37 по Москве. Так что давайте рассказывайте, чем бедная вдовушка вам не угодила.

– А-а-а, вы про Любу, – вспомнил Дима. – Я с ней совсем недавно познакомился. Даже, вот видите, фамилию не знаю. И я никого не убивал! Да никому в голову не придет меня обвинять в подобном! Это просто смешно! Вы еще извиняться будете!

– Надо будет, извинимся. Хотя вряд ли придется. Фамилию вы ее прекрасно знаете. Когда заявление в загс подавали, наверняка с Голицинской познакомились. И кто убивал, если не вы? – следователь укоризненно покачал головой. – Вы из подъезда ночью, как ошпаренный, выскочили! Подозрительно.

– Да, я заходил, но … мне нужно было передать, да передать, – мысли Димы метались, его бросило в жар, подготовленная картина происшедшего «Моя хата с краю» развалилась в прах, – но я никого не застал.

– Застал, не застал! Передать! Что, привет передать? Конкретно, быстро и четко отвечайте на вопросы! – Коваленко сделал страшное лицо. – Что передать? Я спрашиваю! Ты у нее две недели жил, заявление в загс подали. Все соседи ваши нежности наблюдали. Ты ж у соседей как бельмо на глазу.

– Я не убивал, я пришел, она уже мертвая лежала! Ну, зачем бы я ее убивал, у меня и мотива-то никакого нет, – то кричал, то мямлил Дима. – Как мне вам объяснить, что мне незачем ее убивать, я с ней знаком-то меньше месяца!

– Вот это уже разговор, – успокаивающе произнес Коваленко. – Ну, в сердечных делах мотив глубоко искать не надо. Может она вам изменила, а может быть, вы изменили, у вас в невестах недостатка нет. Вы в теплые страны, как я понял, с другой девушкой собрались? Вот вам и мотив. С Любой у вас простая интрижка, с этой второй серьезные планы на совместную жизнь. Люба узнала, оскорбилась и давай вас шантажировать: «Расскажу все твоей…» Как ее зовут, кстати?

– Да ничего такого не было! Я честно рассказал Жене, то есть, Евгении Пахомовой, что у меня завязались новые отношения, я люблю другую и хочу быть с ней. Женя все поняла. Хотя, конечно, для нее это был удар. Естественно, она давно ждала от меня предложения, любила, – какая-то смутная мысль забрезжила в голове Дмитрия и он попробовал ее развить. – Она ревновала, плакала, звонила, не оставляла попыток…

– Опишите мне, Пахомову.

– Невысокая, стройная брюнетка с короткой стрижкой.

– Это не она? – Коваленко выложил на стол фотографию, распечатанную с камеры видеонаблюдения, на которой была Женя. Она выходила из подъезда, широко шагала, обернулась и хмуро смотрела прямо в объектив.

– Да, это она… Откуда у вас? Это же подъезд дома на Краснопартизанском, – Дима вопросительно поднял глаза на следователя. – Как она там оказалась?

– Может быть, вы ей адрес сказали.

– Не говорил! Точно не говорил!

Догадка озарила его лицо:

– Она никак не могла узнать адрес Любы и случайно там оказаться тоже не могла. У нас с Женей общие знакомые, в том районе мы никого не знаем. Она могла меня выследить! Хотя это на нее не похоже, – все-таки засомневался Дима.

Но быстро справился со своими сомнениям и с озабоченным видом спросил:

– Вы думаете, что Женя могла уби… причинить вред Любе? Нет, это как-то неправдоподобно звучит, хотя чего только в жизни не бывает. Мне очень неприятно осознавать, что Евгения за мной следила. Опуститься до слежки…

Огурцов пытался изобразить разочарование, хмурил брови, но в его тоне читалось явное облегчение. Перед ним забрезжил свет в конце