– Конечно, такой девушке, как Женя тяжело свернуть человеку шею, но в состоянии аффекта может случиться всякое. Да! Если это сделала она, то только в состоянии аффекта, – оправдывая Женю, заключил он.

– Почему вы говорите о свернутой шее? Она была отравлена, – констатировал Коваленко, наблюдая за реакцией Огурцова.

– Как! А что ж вы мне голову морочите! У меня, между прочим, нервы не железные! Я потерял любимую женщину, а вы надо мной издеваетесь! Я в квартире Любы в день убийства вообще не был. Утром ушел, а ночевал у Жени.

– Ну, это подозрений с вас не снимает. Вы могли добавить яд ей в бутылку заранее, – это Коваленко говорил исключительно из вредности. Яд был только в том бокале, из которого пила жертва. Причем это был даже не яд, а комбинация двух безопасных в отдельности препаратов. Применять их вместе противопоказано – развивается острая сердечная недостаточность. Но и это соединение, растворенное в жидкости, в данном случае в вине, постепенно разлагается и теряет смертельные свойства. Все это позволило определить приблизительное время, когда яд был подмешан в вино и произошло это задолго до того как Огурцов вернулся к Голицинской домой. Но рассказывать это Огурцову Коваленко не хотел в интересах дела.

– Кстати, и статью за «неоказание помощи» никто не отменял.

– Вот, не надо на меня всех собак вешать, – с гонором ответил Дима. – Я прекрасно видел, что она мертва. Но все равно я пришел к Пахомовой и настоял, чтобы она вызвала «скорую» по адресу Любы. Сам я был в таком душевном состоянии, что плохо соображал, а вот Женя хладнокровно все восприняла. Получается, она передо мной вчера спектакль разыгрывала, видела как я страдаю и цинично изображала полное неведение! Даже выговаривала мне за то, что я «скорую» сразу не вызвал.

«Кто же из них «скорую» вызвал? Огурцов или Пахомова? Надо же, как искренне переживает. За последний час двух женщин и полюбил и бросил. То знает Голицинскую, то не знает. То любит Пахомову, то ее на нары отправляет, – поразился про себя Коваленко, – а вслух сказал, доставая бланк протокола:

– Перейдем к официальной части нашей беседы. Ваши фамилия, имя, отчество… Что вы увидели, когда зашли в квартиру Голицинской Любови Михайловны?

После пережитого стресса Дима первым делом позвонил Жене и сказал, что ему нужно поехать к себе домой, взять кое-что из вещей и ночевать он останется там, так как очень устал и не хочет терять время на дорогу. А с путевкой как-то пока не срастается, отели попадаются трехзвездочные, а он хочет все по высшему разряду. Но время есть, куда торопиться. Женя почувствовала облегчение от этой новости, так как сил делать вид, что между ними все в порядке у нее тоже не было.

Когда Коваленко по долгу службы все-таки выбирался из своего кабинета и появлялся в каком-нибудь офисе, где серьезные деловые люди занимались своими серьезными делами, он сам того не замечая, хмурил брови и делал суровое лицо, добавляя себе солидности. Ему все-таки пришлось идти в офис компании «Мой дом». Конечно, можно было всех сотрудников пригласить к себе по повестке, но из этого получился бы просто базар. Из длинного списка фамилий сотрудников выделить осведомленных граждан довольно сложно. А на своем рабочем месте в комфортных условиях да с располагающим и внимательным собеседником, каковым себя считал Коваленко, люди могли сказать многое. Чего и не собирались.

Он прошёл в приемную директора, игнорируя вежливую улыбку секретарши и ее просьбу подождать, сразу зашел в кабинет:

– Добрый день, Барандин Алексей Андреевич? Я следователь Коваленко Игорь Степанович, – доставая удостоверение, представился он. – Мне необходимо побеседовать с вами и несколькими вашими сотрудниками.

Барандин быстро стер с лица возмущенное выражение, которое появилось при виде такого бесцеремонного вторжения.

– Здравствуйте. Конечно! Проходите, присаживайтесь. Только я не очень представляю, чем мог заинтересовать органы, – забеспокоился Барандин, судорожно перебирая в голове все свои грехи. Быстро сложил бумаги разбросанные на столе в стопку, еще пару раз переложил их, затем нажал на коммутатор и попросил их не беспокоить.

– Меня интересует ваша сотрудница Пахомова. Она сейчас на работе?

– Да, – с готовностью ответил Барандин. – Несколько дней назад она взяла отпуск на две недели. При этом я категорически не хотел ее отпускать, она нам чуть важный заказ не сорвала. А сегодня явилась, говорит: простите, была не права, готова приступить.

– Она как-то объяснила свое поведение, когда требовала отпуск?

– У нее экстренно медовый месяц случился! А у нас тут пусть горит все синим пламенем! Она была какая-то взвинченная, нервная. Я даже удивился. На нее это так не похоже.

– В какое время это было?

– Часов в десять, с утра.

– С кем из сотрудников она близко общается, подруги у нее здесь есть?

– Ну, особо дружелюбной ее не назовешь. Со всеми в принципе одинаково, ровно. Она скрытная такая, больше слушает, чем говорит. Вот с Фоменко Еленой они в одном кабинете работают. Эльза Серафимовна моя секретарша с ней иногда чаевничает в рабочее время. А что собственно произошло-то?

– Да ничего касающегося ее трудовой деятельности не случилось. Если вы не возражаете, я бы хотел поговорить с Пахомовой, вашей секретаршей и Фоменко здесь, в вашем кабинете и в такой последовательности, как я сказал.

– Конечно, – сказал Барандин и отправил секретаршу за Женей, оставаясь за столом.

Ждать долго не пришлось. Через несколько минут в кабинет вошла Женя:

– Звали, Алексей Андреевич?

– М-м-м, Евгения Алексеевна, знакомьтесь, Коваленко Игорь Степанович…

Коваленко пригласил ее присесть и многозначительно посмотрел на Барандина. Тот спохватился и вышел из кабинета.

– Евгения Алексеевна, я следователь, занимаюсь расследованием убийства Голицинской Любови Михайловны.

Вот и получила Женя ответ на вопрос, не дающий ей покоя – жива Люба, смогли врачи спасти ее или нет? Нет, не смогли. Женя не была готова к беседе со следователем. Конечно, она понимала, что когда-нибудь к ней могут возникнуть вопросы, как к свидетелю, как к близкой знакомой Дмитрия, но не так скоро. А еще ей было жаль Любу. Как-то не вязалась мысль о смерти с такой полной жизни женщиной, как Люба. Женя молчала, ждала, что скажет следователь.

– Давайте не будем играть в прятки, а поговорим начистоту, – предпочел действовать напрямик Коваленко. – Возможно, мы сейчас все проясним, и у меня не будет больше повода встречаться с вами. Как я понимаю, такая перспектива устроила бы нас обоих. Да?

Женя согласно кивнула. И он продолжил:

– Позавчера вечером была отравлена в своей