Роуз была достаточно взрослой, чтобы уметь симулировать хорошие манеры. Тем не менее она ныла:

– Но пончик смешной, – Роуз говорила тем тоном, который используют дети, когда обращаются ко взрослым, которые им не родители.

– В долгосрочной перспективе в смешном толку нет. – За столом под зонтиком Рут скрестила ноги. Она была в чистых вещах. Ранее она прокралась в хозяйскую спальню, морщась от неубранной кровати, использованных мочалок на полу в ванной, разбросанного грязного белья. Теперь она чувствовала себя лучше. Почти расслабленно.

– Это сложнее, чем кажется. – Переводя дыхание, Аманда подумала о сигаретах Клэя. Она знала, не иметь пороков – несправедливо. Современный мир был таким безрадостным. Когда они превратились в родителей друг для друга?

Роуз была нетерпелива, как любой тринадцатилетний ребенок:

– Мам, давай быстрей.

Она вытащила изо рта полупрозрачный клапан, блестящий от слюны.

– Ну вот. – Этого было достаточно.

Роуз стояла на ступеньках, ее голени омывала тепловатая вода. Они с Арчи растворились в игре, их личном заговоре детства. Дети встали на одну сторону: будущее против прошлого.

Аманда часто думала, что братья и сестры – они как давно женатые пары, со всеми этими короткими ссорами. Такое переживается только в детстве. У нее самой было мало общего с братьями, помимо нерегулярных слишком длинных электронных писем от старшего брата Брайана, да редких сообщений с опечатками от младшего брата Джейсона.

– Как давно его нет? – Аманда проверила свой телефон. Часы, по крайней мере, работали.

– Двадцать минут? – Д. Х. посмотрел на свои часы. Именно столько времени занимала дорога до города, больше, если ехать медленно, как ехал бы человек, который не знает местность. – Он скоро вернется.

– Мне приготовить обед? – Аманда испытывала не столько голод, сколько скуку.

– Я могу помочь. – Рут уже была на ногах. Даже ей самой было сложно понять, правда ли она хочет помочь или чувствует, что должна. Она вообще любила готовить, но не потому ли, что на кухню ее отправлял общественный договор, пока она не научилась получать удовольствие от проведенного там времени?

– Чем больше народу, тем веселей. – Аманда не жаждала общества этой женщины, но, может быть, это отвлечет ее от мыслей о муже.

Внутри было прохладнее, хотя Рут отрегулировала термостат, чтобы было не слишком холодно. Она чувствовала, что это расточительство.

– Знаете, вам не стоит волноваться…

Аманда понимала, что это из доброты.

Клэй купил сыр бри и шоколад. Для бутербродов, которые особенно любила Роуз: этот рецепт он почему-то готовил на Новый год – традиции просто как-то начинаются, а потом заканчиваются.

– Предупреждаю, этот рецепт звучит странно, но это так вкусно. – Она выложила ингредиенты.

Рут была из тех, кто вымачивает индейку на День благодарения[26] в рассоле. Из тех, кто разглаживает бекон на решетке и поджаривает его до хруста в духовке. Из тех, кто очищает мякоть грейпфрута от оболочек с помощью ножа. Это была ее вотчина.

– Шоколад?

Аманда посмотрела на продукты, разложенные на столешнице: каждый из шоколадных хлопьев – прелестен, каждый мягкий ломтик сыра – замечателен.

– Соленое со сладким, а дальше – волшебство.

– Думаю, противоположности притягиваются.

Флиртовала ли Рут? Может быть, и да. Правда ли они с Амандой были противоположностями? Случайное обстоятельство свело их вместе, но не все ли на свете в итоге было случайным обстоятельством? Она нарезала базилик.

Рут наполнила ведерко льдом. Извлекла текстильные салфетки, сложила их в ровные квадраты и разложила на подносе.

Аманда понюхала ароматные кончики пальцев.

– Вы занимаетесь садоводством?

– Джорджа не поймать за такими стариковскими занятиями.

Рут считала, что ее склонности, скорее присущие бабушкам, – кроссворды, садоводство, истории про Тюдоров в мягкой обложке – это не свидетельство чего-либо. Она была просто женщиной, которой нравилось то, что ей нравилось. Она не была старой.

Аманда попыталась угадать:

– Он юрист? Нет, финансист. Нет, юрист.

Она подумала, что его дорогие часы и аккуратно подстриженные волосы цвета перца с солью, красивые очки и роскошные ботинки ясно говорили, какого типа человеком был Д. Х.

– Частные инвестиции. Мне нарезать этот сыр?

Рут объясняла это раньше много раз. Это по-прежнему мало что для нее значило. Ну и что? Д. Х. не понимал особенностей того, что она делала в Долтоне. Возможно, никого, как бы сильно он ни любил, не волнуют мелочи жизни другого человека. – То есть, можно сказать, финансы. Но не в большом банке. В маленькой фирме, как в бутике.

Это был ее способ объяснять его работу людям, которым, как и ей, она была неясна.

– Просто нарежьте его тонкими ломтиками, как для сэндвича на гриле.

Еды хватало на четверых, но было недостаточно для шестерых. Один она приготовила бы и оставила для Клэя. Без всякой причины при мысли о нем к ее глазам подступили слезы. Она хотела услышать новости, которые он принесет, а еще она просто хотела, чтобы он вернулся.

– По крайней мере, детям весело. – Рут не хотела, чтобы эти люди здесь были, но не могла не ощутить некую человеческую связь с ними. Рут беспокоилась из-за всего мира, но забота о других людях ощущалась как нечто близкое к сопротивлению. Может, это все, что им оставалось.

Аманда растопила масло в черной сковороде.

– Вот так.

Арчи был почти мужчиной. Сто лет назад его отправили бы в окопы Европы. Стоит ли ей рассказать ему, что происходит, и что бы она сказала ему, если бы решила рассказать?

– Я нашла луковый соус. Может, в качестве закуски? – Рут достала миску и большую ложку, и они работали в тишине. Аманда не могла это вынести и поэтому прервала ее:

– Как вы думаете, что там происходит?

– Ваш муж скоро вернется. Он что-нибудь узнает.

Рут попробовала соус мизинцем, элегантный жест. Она не хотела играть в угадайку. Она подозревала, что Аманда им не верила. Рут не хотела позориться.

Аманда достала готовый бутерброд.

– Мои дети полагаются на свои телефоны, чтобы узнать погоду. Чтобы узнать, который час, чтобы узнать все об окружающем мире, они даже не видят этот мир, кроме как через призму мобильного телефона.

Но и Аманда поступала так же. Она издевалась над телевизионной рекламой, в которой Зоуи Дешанель, казалось, не знала, идет ли дождь, но сама делала то же самое.