Замок окружали леса, щедро осыпающие всех живущих поблизости своими дарами. За белокаменной стеной начинался великолепный сад, которому королева когда-то лично уделяла время, а ныне за ним следили опытные садоводы. Сад благоухал круглые сутки, и даже зимой там, благодаря магии, было тепло, цвели цветы и журчали фонтаны. Внутри замок так же притягивал взоры, прельщал богатством, уютом и изяществом. Король давно научился закрывать глаза на некоторые прихоти жены, а та ценила вкус и красоту.

Уже утихли разговоры, смех и танцы, которые днём всегда наполняли здесь залы, уступив место ночной тишине и сонной неге. Потухли магические светильники, весь замок мирно спал… ну, или почти весь.

…Где-то в конце узкого коридора едва слышно скрипнула дверь. По начищенному до блеска полу осторожно шла девушка лет восемнадцати, то и дело заправляя за ухо выбивающуюся пшеничную прядь, взволнованно покусывая нижнюю губу и внимательно оглядываясь по сторонам. В левой руке она крепко держала немного чадящую свечу, слегка освещающую ей путь. Девушку нельзя было бы назвать красавицей в полном смысле этого слова – черты её лица, хоть и довольно правильные, не обладали достаточной выразительностью, талия не была достаточно тонкой. Но было в ней что-то не менее важное, некое очарование, вызывающее невольную светлую улыбку. На миловидном личике в форме сердечка в минуты спокойствия был извечный налёт задумчивости, а в ярко зелёных глазах, обрамлённых длинными тёмно-коричневыми ресницами – поволока мечтательности. Прямой аристократический носик, и маленькие пухлые губы не являлись мечтой скульптора, но стоило этим губам изогнуться в привычной лёгкой улыбке, а глазам загореться солнечным огоньком, как все недостатки её совершенно обычной внешности становились незаметными. Комплекции девушка была средней, хотя и считала себя несколько полноватой. Истинно русского типажа: высокая, белокожая, обладающая длинными, рыжеватыми пшенично-русыми волосами и россыпью веснушек на носу.

Постоянно озираясь, она медленно шла куда-то. Минут пять девушка целенаправленно шагала по опустевшим извилистым коридорам, потом поднялась по длинной винтовой лестнице, ведущей в одну из башен. Дойдя, наконец, до большой дубовой двери, русоволосая долго подбирала нужный ключ к увесистому замку, и, когда ей это удалось, сняла его и легонько толкнула дверь, аккуратно придерживая её, чтобы создавать как можно меньше шума.

Комната оказалась на удивление пыльной для их чистоплотного замка, но девушку это мало волновало. Внимание сразу привлекало огромное окно, почти на всю стену. Оно очень легко открывалось, и благодаря ему сия крохотная комнатушка являлась своего рода взлётной площадкой для августейших особ. Щёлкнула задвижка, из окна пахнуло холодным ночным ветерком с примесью запахов различных экзотических цветов, откуда-то снизу послышалось журчание фонтанов и стрекот насекомых, а с тёмного небосвода загадочно подмигивали звёзды. Любуясь ликом тёплой ночи, девушка улыбнулась уголками губ, попутно натягивая меховую шапку и шубу, заранее приготовленные днём – она собиралась сегодня улететь за стену, а там уже давно вовсю царила зима. Быстро схватив свою любимую метлу, сев в ступу, она рывком оторвалась от земли и быстро вылетела в огромное окно, оставив за собой лишь дуновение ветра…

Как часто в темноте желаний,

Мечтаниям нашим поперёк,

Судьба приводит нас в сознание,

Чтобы черту не пересёк.

Уроки жизни вяло учим,

Плохие мы ученики,

Ну а судьбы задачи круче

И их решения нелегки.

А позже, наслаждаясь властью,

Купаясь по уши в деньгах,

Вовсю гордимся этой мастью,

Хоть пропасть рядом, в двух шагах.

Ведь поднимаясь на вершины,

Ни разу не взглянув назад,

Мы обретаем лик звериный,

А с ликом этим только в ад.

Повсюду наслаждений ищем,

Не видя смертные грехи.

Потом стоим над пепелищем,

Стыдясь желаний шелухи.

Борис Маргенштейн

Огнеслава.

Ничто не выразит в полной мере чувство полёта… я растворяюсь в нём, теряю ощущение реальности, забываю, кто я.

Зимой летать холодно. Ветер проникает повсюду, занося снежинки за ворот шубы. Но я не чувствую ни мороза, ни дрожи собственного тела, летя в маменькиной ступе и лихо погоняя помелом. Именно здесь, в тёмном ночном небе, усыпанном звёздами, обретается новый смыл моей донельзя скучной, однообразной жизни – потребность запомнить и хранить в себе это невыразимое чувство полёта, ловить губами морозный ветер, нещадно бьющий по раскрасневшимся щекам, чувствовать себя частью чего-то большего. Все грани магии открываются в такие моменты, и я чувствую себя почти всесильной. Дотянуться до запретного… это волнует куда больше, чем то, что достаётся легко.

Я – Огнеслава. Ведьма, чьё имя означает «славящая огонь». По меркам Эархона я – совершенно обычная девушка, вот только… не повезло родиться в королевской семье, правящей Эархоном уже чёрт его знает сколько веков. Благо, что у меня трое братьев и три сестры, ну а я – последняя. «Мелкая», так они меня кличут. Мудаки. Но я их, конечно, всё равно люблю.

С самого рождения в моей жизни было много места магии. Она была повсюду, окружала каждого, как тёплый кокон. Потому грань между реальностью и сказкой провелась в моём сознании далеко не сразу. Наверное, в тот момент, когда я своими глазами увидела покушение на отца, когда мне было десять. Папа не зря зовётся Бессмертным, и слишком многие пытаются понять, в чём секрет такой долгой жизни и удачи.

Нас ограждают от интриг, от всех проблем мира. Я иногда чувствую себя мухой, которую заманили в приторную ванильно-розовую паутину, из которой она никогда не сможет выбраться. Тысячи запретов, въевшихся в моё сознание и тело, как медленный яд. И судьба, построенная и продуманная заранее. Родители любят нас, всех нас, поэтому формально я свободна в своих решениях и действиях, но от того, что вдалбливали все вокруг с детства, никуда не убежишь – слишком горько видеть в глазах родителей упрёк. Так уж воспитали. И я бы отдала все сокровища мира за возможность избавиться от этого призрачного, но тяжёлого ярма, под названием ответственность. Иногда до безумия хочется быть никому и ни в чём не обязанной, забыть, кто я есть. И полёты дарят мне иллюзию всего этого, хотя мне запретили летать даже в ступе после того, как я не так давно упала с метлы.

Зимняя ночь охотно принимает меня в свои объятия, замораживая ледяным дыханием все тревоги, оставшиеся за спиной. У высокой ели, спящей под сверкающим инеем, могу мечтать часами, глядя на ночное небо, прекрасное в своей первозданной красоте. Здесь всё дышит детством, счастьем, надеждами и глупыми мечтами о том, что когда-нибудь серость однообразия сменится яркими красками, что когда-нибудь разрушится, как карточный домик, эта чёртова предопределённость.