Улыбка тронула обветренные губы… как же здесь красиво. Не хуже, чем в матушкином саду. Спит природа, укрывшись ослепительно-белым покрывалом, и мне хочется заснуть вместе с ней – да так, чтобы, проснувшись, увидеть новый мир и новые горизонты, где нет рамок запретов и печатей долга.

Сами собой закрываются отяжелевшие веки… ствол, к которому прислонилась, приятно пахнет смолой и Рождеством. Пушистые снежинки падают на шубу, застревают на волосах и ресницах. Иллюзия лёгкости и умиротворения. Всего лишь мираж…

– Призрачное обретает плоть, коли верит сердце, – чей-то мягкий голос заставил вздрогнуть и открыть глаза, недоумённо озираясь, – Ты только ждёшь и надеешься. Хочешь изменить свою жизнь?

Передо мной стояла…женщина? Призрак? Бледная, полненькая, высокая, с очень длинными руками, толстой русой косой и огромными добрыми глазами, она была одета в странное платье, какие носили в древней Руси, а голову её венчал красивый кокошник. Мягкий, потусторонний свет окружал её фигуру, но не пугал, а, скорее, напротив, успокаивал.

– Наверное, нет. Хочу научиться ценить то, что уже имею. – Подумав, отозвалась я, не понимая, зачем вообще разговариваю с незнакомкой и как она здесь оказалась, – кто вы?

– Плетя судьбу твоего рода, я случайно запутала нити, – вдруг мягко произнесла та, – Получается замкнутый круг во времени. Распутаешь его?

– Не понимаю вас. – Покачала головой. Теперь казалось странным то, что я не бегу от этой сумасшедшей.

– Впутанная случайно нить приведёт тебя в начало начал, – продолжала она, – Туда, где в нас ещё верили. Но помни: будущее зыбко. Если хочешь, чтобы оно было таким, каким есть сейчас, не затронь важные струны мироздания. Этого не должно было случиться, изначально твоё место здесь… Впрочем, даже я иногда не могу предугадать, куда заведут путанные нити моих узоров. Узоров судеб смертных. Раньше вы, особенно ваш род, чтили нас, и мир был един для всех, а не делился на двое. За непослушание наказывали… много воды утекло. Но пусть лучше будет так, как есть, чем непредсказуемые последствия. Так что будь осторожна с прошлым, чтобы будущее было счастливым… спи…

Странная женщина взмахнула рукой, и сон одолел меня. Я уснула прямо на заснеженной земле, прислонившись к стволу ели и совершенно не подозревая, что на следующий день уже действительно ничего не будет как прежде…

* * *

От автора: Женщина, явившаяся героине – славянская богиня Мокошь, богиня-прядильщица, богиня судьбы.

* * *

Предвосхитить, предугадать,

Дано ли нам по жизни нашей?!

Смогу ль, соломку подстелить,

Иль каплю пронести пред чашей?

Ту каплю, что – п е р е т е ч ё т,

И переполнит всё терпение.

А сможем ли, вдруг – ощутив,

Мы распознать во сне знамение?!

Шестое чувство – говорят,

Загадочно предупреждает.

Оно так тихо исподволь,

Сказав, однажды замирает.

Не повторит оно тебе,

Будь осторожен – там опасно!

Второе «Я» не слышно так,

Подскажет что-то, беспристрастно.

Не слышим! Ум руководит.

Он знает всё, везде бывалый.

А подсознание промолчит,

Оно не жаждет громкой славы.

Да нет! Не избежать беды,

Коль суждено, то испытаешь.

Ни подсознание, и ни – ум

Не оградит, ты всё познаешь …

Возможно глупо ты уйдёшь,

Злой Рок готовит свои козни.

Он как всегда, преподнесёт,

Уничтожающие розни.

Эрик Булатов

* * *

Мне снился снег. Белый, как облака летом, он миллиардами искрящихся звёзд опускался на землю. Снилось, что я – одна из множества снежинок, проживающих краткую жизнь в полёте от неба до земли. С высоты мир казался мне маленьким и ничтожным, но чем ближе была земля, тем больше мне хотелось жить и летать над этим самым миром подольше, ведомой ветром, а не сливаться с холодной бесконечностью…

Даже сквозь этот странный сон я чувствовала, как сердце наполняет неясная, непонятная тоска. Не покидало чувство, что прямо сейчас я что-то теряю, что-то важное, но уже не смогу ничего изменить. Будто слышала даже, как рвутся нити, связывающие меня со всем, что у меня было.

…Как и все другие снежинки, я всё-таки упала. Будто искупалась зимой в проруби – так стало холодно. Но только на миг. Стоило лучам солнца скользнуть ко мне сквозь верхушки деревьев, как сугроб, в котором я лежала, вдруг начал таять, унося и холод, и тревоги. А я всё лежала, глядя на солнце. Яркая звезда дня лишь согревала меня, а я могла разглядывать её, не щурясь. И вдруг подумала, что это, наверное, даже лучше, чем летать над заснеженным миром – смотреть на эту необыкновенно красивую, яркую и ласковую звезду, даже если это её тепло однажды уничтожит холодную мечтательную снежинку…

На этом странный сон, тяжёлый, как наваждение, оборвался столь же резко, как и начался. Что-то было не так, и первую минуту, просыпаясь и пытаясь разлепить отяжелевшие веки, я не могла понять, что именно. Кажется, я лежала на чём-то твёрдом и жёстком, в сравнении, по крайней мере, с моей кроватью во дворце. В воздухе витали запахи множества лесных трав, которые я при желании вполне могла бы распознать. Открывать глаза почему-то было страшно – мне казалось, что если сделаю это, то совсем утрачу покой. И не то, чтобы это ощущение было таким уж обманчивым…

Комната, вернее, маленькая избушка, в которой я оказалась, была лишь смутно знакомой. Будто я бывала здесь когда-то, но давным-давно. Лежала я на тёплой русской печке. В избушке были закрыты ставни и горела одна-единственная чадящая свечка. Темно и ни души. Вот уж не приободряет, знаете ли…

Потребовалось, наверное, минут пять, чтобы хоть чуть-чуть утихомирить страх и взять себя в руки. Глаза уже привыкли к полутьме, и я смогла, наконец, оглядеться. Помещение выглядело как самая обыкновенная русская изба, и ни намёка на современность. Мебели немного: только большой и наверняка самодельный стол, пара табуреток да широкая лавка, на которой горкой лежат три подушки и одеяло. Деревянные стены, немного столовой утвари опять же по старому образцу, маленький шкафчик в углу, лапти рядом, и много-много резных фигурок, напоминающих мне миниатюрную версию славянских идолов. Большинство из этих вещей сейчас можно увидеть только в музее. Какого чёрта?!..

Словно откликаясь на моё возмущение, негромко скрипнула дверь, и неподалёку послышались шаги. Почти неосознанно прошептала заклинание призыва огня, тот послушно вспыхнул на ладони, и резко обернулась.

В комнату вошёл сухонький старичок, на вид лет восьмидесяти. Но двигался бодрячком, и это учитывая то, что нёс огромную корзину с травами и ещё более внушительную охапку хвороста на спине. Седые спутанные волосы, блёкло-голубые глаза, длинный балахон с поясом, на котором висели какие-то мешочки – вобщем, он более чем соответствовал этому месту. И меня это пугало.