Эливьетта улыбнулась. Атака вражеского авангарда была сорвана благодаря умелым действиям барона Конрада, доблестно принявшего удар на себя. Кто следующий, господа?

Граф Ир больше не рвется в первые ряды, вместо него поднимается полнотелый, пышуший здоровьем барон Дарен Карри. По возрасту он значительно уступает барону Конраду – восемьдесят восемь лет, – но считается одним из старейших представителей столичного дворянства, пользуется большим уважением и отнюдь не считается выжившим из ума вздорным стариком. Кто он: верный друг или опасный враг? От того, чью сторону он займет, зависит очень многое. Поддерживает он властолюбивые устремления членов Совета или нет? Вроде бы он на ножах с Вельтором Сво, но в политике это ничего не значит: вчера враги – сегодня друзья. Начинает…

– Я ничуть не сомневаюсь в доблести достопочтенного барона Тре. – Конрад смотрит на выступающего с выраженной насмешкой, мол: кто бы сомневался. За такое и вызов на дуэль можно получить. Конрад Тре любил повторять в молодости – любые сомнения можно исправить ударом топора! Исход дуэли ни у кого не вызывал сомнений. Более молодой – почти на три с половиной десятка лет – барон, любящий роскошь и вкусную еду, вряд ли сможет хоть что-то противопоставить Конраду, до сих пор ежедневно упражняющемуся с тяжелой секирой. – Его предложение – предложение настоящего рыцаря! – о всеобщем сборе дружин в данной ситуации, мягко говоря, опрометчиво. Я не могу не заметить, что помимо туронского маркграфа у нас имеются и другие соседи. Кто поручится, что они не воспользуются подвернувшейся возможностью и не вторгнутся в земли герцогства, если мы оставим свои владения беззащитными, уведя все свои вооруженные силы к Каоре? Никто! Кто хочет ввязаться в долгую вой ну с Альгердом и, вернувшись домой, застать на месте своего поместья пепелище? Никто! – вдохновенно вещал барон Карри, и многие присутствующие согласно кивали головами. Речь оратора пришлась им по нраву. – Я согласен с уважаемым бароном Конрадом, что сидеть сложа руки глупо. Барон прав: нужно действовать. Но как? – задал вопрос Дарен и обвел взглядом собравшихся, сам ответив на свой вопрос: – Уводить дружины нельзя! Но можно нанять наемников, увеличить численность гарнизонов, собрать ополчение… Создать мощный заслон на берегах Каоры, не допустив дальнейшего продвижения туронских войск. Поручить этот важнейший вопрос многоопытным людям – членам уважаемого Совета.

Эливьетта дипломатично пропускает слова про членов Совета и, удивленно приподняв бровки, интересуется у Дарена Карри:

– Барон, я не ослышалась? Вы действительно предлагаете отдать в руки Альгерду все земли до Каоры?

Дарен принялся смущенно теребить пояс. Маркиза совершенно не отреагировала на его предложение передать всю полноту власти членам Совета на время военных действий, а зацепилась совсем за другое. И как теперь отвечать? Естественно, что ни самого барона Карри, ни многих других не прельщает губить свои отряды, тратить большие деньги на то, чтобы отбить у туронцев земли, принадлежащие другим дворянам. Ему-то какая здесь выгода? Вот, кому надо, тот пусть и воюет за свои поместья, а его задача – не допустить войну на свою землю. Но и открыто признаться он не может. Не поймут! Дарена осудят даже те, кто втайне разделяет его позицию. Барон Карри молча плюхается на свое место.

Вторая волна нападающих возвращается на свои позиции, приводя в порядок потрепанные отряды.

Третья атака!

– Ваше высочество, барон не совсем точно выразил свои мысли, – прикрывает отход Карри граф Хакон Фьельф. – Он вовсе не имел в виду, что туронцам следует уступить побережье Каоры. Сэр Дарен хотел сказать, что заслон нужен на то время, пока мы не соберемся с силами, чтобы суметь выставить с нашей земли наглых захватчиков.

– Мы? Вы готовы присоединить к войскам свою дружину?

Граф Фьельф смутился:

– Ваше высочество, кажется, барон Карри уже объяснял, почему дворянские дружины не должны участвовать в предстоящем противостоянии.

Барон Конрад фыркнул:

– Он многое тут объяснял. Только толку с его объяснений! Тут не слова нужны, а действия!

Фланговый маневр старого барона вновь вносит сумятицу в ряды противника. Вместо того чтобы продолжать наступление на позиции Эливьетты, граф Фьельф бросается следом за отходящей кавалерией барона Тре.

– Да что вы говорите! – Хакон терпеть не может Конрада и пользуется подвернувшейся возможностью вступить с ним в словесную дуэль. Ненависть графа Фьельфа к барону Тре общеизвестна. В свое время крепкий, семидесятипятилетний, прославленный воин, выглядевший лет на сорок, увел у графа молодую невесту. Оскорбленный Хакон вызвал Конрада на дуэль, где и потерпел сокрушительное поражение. Благодушно настроенный барон оставил тогда проигравшему поединок сопернику жизнь. Пускай с тех пор прошло с полсотни лет, но нанесенное оскорбление граф не забыл. Холил и лелеял. И, как всегда бывает, старые обиды часто всплывают в самый неподходящий момент, тогда все разработанные планы идут побоку. Как сейчас. – Действия? Какие действия? Бросить все дружины против туронцев и оставить тыл не прикрытым?

Барон Тре испытывает к графу не меньшую неприязнь. Когда граф, чье уязвленное самолюбие требовало мести, лет тридцать назад стал распускать слухи, что родившийся у Конрада сын – вовсе не его сын, то он прилюдно пообещал вырвать у Хакона язык если тот не уймется. Если же этого будет недостаточно, то он – барон Тре – обстругает блядослова своим топором, как полешко, после чего тот не сможет не только говорить или ходить, но и иметь детей. Конрад тоже ничего не забыл. Барон гремит в ответ:

– То, что вы предлагаете – не лучше! Оставить Эливьетту Фаросс в одиночку противостоять армии маркграфа – это трусость и предательство.

Граф бледнеет:

– Трус? Я – трус?! Барон, это оскорбление!

– Ага! – кивает Конрад. – Оно самое. Только я назвал вас не только трусом, но и предателем. Или для вас это не оскорбление?

– Господа, он меня оскорбил. Все видели? Барон, я требую извинений.

Конрад в ответ показывает кукиш.

– Вот тебе извинения, щенок! Ты на кого тявкаешь? На меня?!

– Барон, я этого так не оставлю!

– Х-ха!

– Отец, не стоит затевать ссоры!

– Не учи отца!

– Барон…

Конрад рычит, как зверь, и пытается добраться до графа Фьельфа. Его сын висит на отце, не давая ему подняться.

– Может, наконец, прекратишь вопить и вызовешь меня на дуэль?

– Господа, господа! – загомонило хором собрание. – Какая дуэль, господа? В такое время?

Строгий голос Эливьетты разносится по залу:

– Господа, я запрещаю дуэль.

– Но… но меня оскорбили! – возмущается граф Фьельф.

Маркиза разыгрывает неподдельное удивление:

– Вы хотите дуэли? Мне казалось, что вы против.

– Да… Нет… Я требую извинений и компенсации.