Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доставлена… куда? В тюрьму? Или, может быть, в суд?
Сесилия сделала глубокий вдох. Какой вариант был для нее предпочтительнее, она пока не решила.
– Нет, в самом деле я…
Шагнув к ней, Рамзи решительно взял ее под руку.
– Кстати, я бы хотел переговорить с вами наедине. Это не займет много времени.
Переговорить с Викарием Порока? Приятнейшая перспектива…
Сумеет ли она справиться? Сможет ли продержаться достаточно долго, чтобы пройти с ним через сад и не выдать себя? А если он посмотрит на нее вблизи, поймет ли, что перед ним та самая женщина, которая несколькими часами ранее скрывалась под маской, париком, плащом и макияжем? Ведь ее сделанная наспех маскировка не была совершенной…
Странно, но Сесилия обнаружила в себе способность переставлять ноги. Она бросила отчаянный взгляд на друзей и увидела, что Александра и Редмейн ведут молчаливый диалог взглядами. Франческа хотела что‑то сказать, но Сесилия покачала головой. Ведь если судья догадался, кто она такая… Тогда уже слишком поздно. А если еще не догадался, то ему будет затруднительно сделать это в темноте.
Отказаться наотрез от его компании Сесилия не могла. Это было бы необоснованной грубостью.
Рамзи открыл перед ней дверь. Она едва слышала голоса подруг, желавших ей скорейшего выздоровления, и чувствовала на себе взгляд судьи, который жег ее словно железное клеймо.
Рамзи ожидал словесной атаки, когда вел мисс Тиг в герцогский сад. Но, к его немалому удивлению, она хранила молчание.
Сесилия шла рядом. Ее рука была напряжена, спину она держала очень прямо и упорно смотрела только на цветы.
Девушка не желала, чтобы Рамзи смотрел на нее, и это чертовски раздражало. Ведь ему хотелось как следует ее рассмотреть. Рассмотреть внимательнее, освещенную лунным светом.
Внезапно Рамзи обнаружил, что ему очень легко приспособиться к ее шагам. Что ж, ничего удивительного. Сесилия была необычайно, пожалуй, даже неприлично высокой для женщины. И у нее, должно быть, очень длинные ноги.
Решительно выбросив из головы мысли о ногах, Рамзи принялся думать о лобелии, календуле и колокольчиках, мимо которых они проходили.
Огни большого города отражались от лениво плывущих облаков. Золотистые газовые лампы состязались с серебром полной луны, и необычно теплая погода заставила цветы бесстыдно раскрыться.
В Шотландии говорили, что такие ночи, насыщенные головокружительными ароматами и полные волшебных ожиданий, принадлежат феям.
Рамзи сказал себе, что вовсе не скучает по дому, что эта его унылая тягучая тоска была о чем‑то другом. Да‑да, все его мысли были о правосудии, об искуплении вины и о спокойствии.
Безмятежным спокойствием был наполнен этот чарующий вечер. Оно парило над ними с Сесилией и было готово пролиться на них. Если, конечно, они позволят.
Легкий бриз шевелил рыжеватые кудряшки мисс Тиг, периодически откидывая их на щеки и лоб. Когда девушка подняла голову, с удовольствием подставляя лицо теплому ветру, у Рамзи зачесались руки: очень уж хотелось убрать эти кудряшки с ее лица.
Мир, в котором он жил, был холодным, и этот холод стал частью его натуры. Вечная зима, одинокое шотландское нагорье в январе.
Но в месте, где сейчас соприкасались их руки, зародилось тепло, угрожавшее вот‑вот распространиться по всему телу.
Ее неповторимый аромат, сахарной ваты и лесных ягод, смешивался с запахами летнего сада и пробуждал чувства, казалось, уже давно забытые и погребенные в самых дальних уголках его заледеневшей души. Ритмичный звук шагов по гравийной дорожке гипнотизировал его, одновременно каким‑то чудом избавляя от напряжения.
– Вы довольно‑таки молчаливы для человека, который хотел поговорить со мной наедине. – В ее тихом голосе не было ни намека на осуждение: лишь неуверенность и недоумение.
Молчание, как уже давно обнаружил Рамзи, бывало иногда необычайно громким. И он виртуозно умел пользоваться молчанием, став в этом деле настоящим маэстро. Рамзи понимал, что люди часто испытывают неловкость и начинают говорить, чтобы заполнить паузу, иногда при этом невольно раскрывая свои тайны.
Но только не Сесилия Тиг. Она высказалась относительно молчания – и все. Дала ему право использовать свое оружие, которое он вовсе не намеревался обратить против нее.
Дело в том, что близость с мисс Тиг избавила Рамзи от груза ответственности и разочарований прошедшего дня. И теперь, без этой привычной ноши, он чувствовал себя как‑то странно…
– Простите меня, – пробормотал Рамзи, немного смутившись.
– Вам не за что извиняться, – тихо проговорила Сесилия, все так же разглядывая цветы. – У нас нет необходимости вести светские беседы.
– Нет‑нет. – Рамзи остановился и повернулся к девушке. Их руки больше не соприкасались. И он сразу почувствовал, как ему не хватает ее тепла. – Нет, мисс Тиг, я говорю о своем поведении по отношению к вам и графу Армедиано во время нашей последней встречи в Редмейн‑касл. Я обычно не так… – Он умолк, подыскивая нужное слово.
– Не так деспотичен? – услужливо подсказала Сесилия. Девушка покосилась на собеседника, ямочки на ее щеках стали заметнее, и сразу отвела глаза. – Может, не так официозен?…
– Ну… да, пожалуй. – Рамзи поднял руки, как бы давая понять, что сдается. – Вы правы, мисс.
Его признание ее удивило.
– Ничего страшного не произошло. – Она пожала плечами и снова зашагала по дорожке. Затем Сесилия ускорила шаг. Рамзи же казалось, что она не шла, а плыла над дорожкой, не касаясь ногами земли.
Он легко догнал ее. Но простила ли она его?
Пожалуй, можно попробовать снова предложить ей руку, если Сесилия ее примет.
Рамзи сцепил руки за спиной, чтобы они сами не тянулись к девушке.
– В свою защиту могу сказать, что я привык сражаться. Сначала я был воином, потом – командиром. И только после этого стал юристом. Понимаете, в таком положении нельзя не проявлять властность. И не важно, что, став джентльменом, я отучил себя от многого, что мне помогало в прошлом. Мужчина не всегда может… сгладить края, заточенные насилием.
– Охотно верю, – заметила Сесилия с кривой улыбкой, которую Рамзи не понял. – Скажите, а я случайно оказалась в центре ваших боевых действий с графом, о которых понятия не имела?
«Боевые действия? – подумал Рамзи. – Разве что за ее внимание».
– Иногда мне кажется, что я нахожусь в состоянии боевых действий со всем миром, – сказал он – и сам себе удивился. Для его собеседницы это признание тоже стало неожиданностью. – Боюсь, это достойный сожаления побочный продукт моей профессии. Я всегда не в ладах с окружающими. Гармония – роскошь, почти недоступная мне.