Рамзи потребовалось время, чтобы понять смысл ее слов. Затем, откашлявшись, он произнес:

– На что же вы надеетесь? На хорошего мужа?

– Боже мой, нет, конечно! – На этот раз Сесилия смеялась так долго, что Рамзи почувствовал себя оскорбленным.

– Но вы же верите в любовь, в то, что где‑то живет ваша вторая половинка. И вы мечтаете ее найти, не так ли?

– Я давно уже заметила, что любовь и брак – далеко не всегда одно и то же, – заявила Сесилия. – Не думаю, что я когда‑нибудь соглашусь сковать себя цепями брака. Однако я твердо намерена влюбиться.

Рамзи промолчал, и Сесилия пристально посмотрела на него.

– Хотелось бы знать, с какой стати вы заинтересовались моим семейным статусом, милорд, – заявила она. – Это уже не просто светская беседа. Похоже, вы устраиваете мне допрос.

Рамзи восхитился прямотой собеседницы и в то же время разозлился, поскольку он действительно устроил ей своего рода допрос.

– Так как же, мисс Тиг? Вы мне не ответили.

Скрестив руки на груди, Сесилия отступила на шаг.

– Мой ответ может вас оскорбить, – заявила она.

– Обещаю не обижаться, – отозвался Рамзи, стараясь смотреть в лицо собеседницы, ни в коем случае не ниже.

Сесилия ненадолго задумалась, потом проговорила:

– Для женщины с моими средствами и положением в обществе брак во всех отношениях менее выгоден, чем жизнь старой девы.

– Почему?

– В данный момент мое имущество и средства остаются моими. Мои желания и репутация тоже. Я не принадлежу к аристократии и потому могу жить довольно свободно. Принимая какие‑то решения, я могу не считаться с чужим мнением. Я абсолютно свободна, милорд, и я пока что не встретила человека, ради которого хотела бы пожертвовать своей свободой.

– Свобода? – усмехнулся Рамзи. – Как странно, мисс Тиг. Ведь наши с вами аргументы очень похожи… – И еще более странно, что он никогда не чувствовал себя свободнее, чем в ее присутствии.

Сесилия в растерянности заморгала.

– Да, действительно странно. Мне‑то казалось, у нас с вами не может быть ничего общего.

– Но если задуматься, мы чем‑то похожи. Я вижу свое отражение в ваших глазах, и оно гораздо добрее меня настоящего, – проговорил Рамзи. Проклятие! Когда он успел стать поэтом?

– Вы можете отражаться только в моих очках, милорд. – Сесилия отвела глаза и принялась теребить выбившуюся из прически прядь волос.

«Что на него нашло?» – думала она. Казалось, в их разговоре появился намек на опасность.

Сесилия внимательно посмотрела на стоявшего перед ней мужчину, словно он состоял из формул, в которых ей следовало разобраться.

– Могу предположить, что это из‑за вашей матери, – заметила она.

Рамзи замер на мгновение.

– О чем вы, мисс Тиг?

Тщательно подбирая слова, Сесилия проговорила:

– Александра рассказала мне о том, что случилось с предыдущим герцогом, отцом Редмейна. Я знаю, что он повесился, когда ваша мать бросила его ради очередного любовника. Полагаю, вы имели в виду именно это, когда упомянули о катастрофических браках в вашей семье.

Рамзи всматривался в лицо собеседницы в поисках сочувствия или осуждения, но обнаружил только сдержанное любопытство. И было очевидно, что Сесилия, проникнув в его тайные мысли, вовсе не пыталась его обидеть.

Рамзи оказался перед ней бессилен, и слова потоком полились из его уст, которые он всегда держал на замке. Слова эти возникали из некой тайной обители памяти, о существовании которой он уже давно забыл.

– Да, вы правы, предыдущая леди Редмейн знала, как выбирать слабых мужчин, и она умела их уничтожать, а они позволяли ей это, – проговорил Рамзи на одном дыхании.

– Вот как? Она поступила так же и с вашим настоящим отцом?

Рамзи тяжко вздохнул. Глубокое уныние проникло в холодную бездну, которой была его душа. И эта бездна была сродни вечной мерзлоте: ни гнев, ни страсть, ни любые другие чувства не могли ее согреть.

– Мой отец умер, когда мне было девять или десять лет. – Как именно, не имело значения. Почему тоже. Рамзи не желал, чтобы Сесилия Тиг увидела бездну его души, нашла тайную обитель памяти и узнала, что он в ней хранил.

– И тогда вас усыновил отец Редмейна? – спросила она.

– Да. В пятнадцать лет он отправил меня в Итон вместе с Пирсом, затем – в Оксфорд.

Сесилия какое‑то время молчала. Потом тихо сказала:

– Вы говорили, отец Редмейна был слабый человек. Но, судя по вашим словам, он был очень добрым.

Рамзи в раздражении мотнул головой.

– Доброта – это форма слабости, – заявил он.

– Мой опыт говорит об обратном.

– Тогда вам повезло.

– Милорд, а разве вам не приходится хотя бы иногда проявлять доброту на службе?

Рамзи криво усмехнулся.

– Нет, никогда. Доброта – порок, который мне не свойствен.

– Говорите, порок?… – переспросила мисс Тиг. – А я думаю, что хорошему судье нужна доброта, чтобы быть хорошим.

– Судья должен быть беспристрастным и справедливым. – С какой стати они заговорили о подобных вещах? Рамзи хотелось вернуться к одной из прежних тем, пусть даже об итальянском графе. И наверное, следовало бы укрепить стену, которую он уже давно выстроил вокруг своего сердца. Потому что эта женщина как‑то очень уж легко ее миновала. Причем она вовсе не использовала боевой таран, ее оружием была мягкость. Так каменную стену разрушает время, размывает вода. И если он сейчас не проявит осторожность, то стена рухнет. Что с ним тогда будет? Он окажется совершенно беззащитным.

– Мой экипаж за этими воротами, – сказал Рамзи, положив руку на засов железных ворот, преграждавших вход в сад с боковой улицы.

– Подождите! – Сесилия взяла его за руку, и он почувствовал, как его ноги словно приросли к земле. – Я бы хотела увидеться с вами снова, – с серьезным видом сказала девушка. – Ведь теперь мы как бы одна семья… И разве всем нам не следует почаще общаться?

– У нас с братом нет кровного родства, – пробурчал Рамзи. Для него это было очень важно.

– Пусть так. Но это не помешает нам быть друзьями, – настаивала Сесилия. – Мне бы хотелось узнать вас лучше, попытаться понять.

«Зачем? – спрашивал он себя. – С какой целью, если не помышлять о браке?»

– Вы хотите сделать какое‑то признание, мисс Тиг?

– Возможно, – кивнула она.

Рамзи молчал. Ответ заинтриговал и вдохновил его. Но сам он если и мог в чем‑то признаться в данный момент, то лишь в наличии физического желания. А может, ее признание будет таким же?