Она кивнула (самой себе или тому, чье незримое присутствие ощущалось в комнате до сих пор?) и, посмотрев на Макса, сказала очень просто и естественно, как будто подводила итог под решением одной ей понятной задачи:

– В ближайшие дни тебе лучше быть поближе к собственной дочери, Максим. Она доставит тебе массу хлопот, но она же привнесет в вашу общую жизнь большие перемены.

– Перемены к лучшему? – машинально спросил Макс.

Улыбнувшись, Ада только пожала плечами.

– Когда мы увидимся?

Все так же улыбаясь, она смотрела на Бардина и не слишком торопилась с ответом.

* * *

Возвратившись вчера вечером, Арина не стала заходить к папке – ну его! «Если у него опять кто-то есть, я могу не выдержать и высказать этой дамочке хотя бы один раз в жизни все, что я думаю о таких, как она!» – проворчала девочка себе в оправдание.

А утром она вообще ни разу о нем не подумала.

Если бы только Арина знала, что сегодняшний день будет продолжением вчерашнего кошмара! Второй его серией!

Хотя… ну, что бы это изменило?

Знала бы или не знала, а сегодня с утра все равно пошла бы в институт, хотя и с гораздо меньшим удовольствием, чем обычно. Она не выспалась (трудно было надеяться, что выйдет иначе!) и, разглядывая в зеркале свои бледные щеки и грязные лужицы под глазами, почувствовала, что впадает в отчаяние. Ничего не ушло, ничего! За своим отражением в том же зеркале Арина видела вчерашний ужас: как в немом кино, снова промелькнули возбужденные, красные лица соседок, прошел серьезный Валька, проехала милицейская машина, увозящая Анну. Увозящая… куда? В тюрьму! Конечно, в тюрьму!

В носу опять защипало. Она поспешно набрала из крана полную горсть ледяной воды и выплеснула себе на лицо – залить закипавшие слезы.

Вышла из дома, пошла к метро, едва ли не по щиколотку утопая в осенней грязи, которая всегда почему-то стекается к ним на Новощукинскую. Было совсем рано, и серое утро с размытыми пятнами фонарей служило прекрасной декорацией Арининому настроению. Оно было таким же безнадежным.

…Арина и сама не понимала, почему ее так потрясла эта история! Два дня назад она знать не знала, что на свете существует этот человек – Анна Березнева. И если бы кто-то, да хоть бы даже их вездесущая староста Светка Матюшина, рассказал ей, что одного из преподавателей арестовали за убийство, Арина… ну… самое большее – выслушала бы ее с любопытством, с тупым, дурацким любопытством!

Но тут…

Арька чувствовала прямо-таки материнскую ответственность за женщину, на которой сперва намеревалась женить своего отца. И для этого выслеживала ее, будто охотник бекаса, благодаря чему стала свидетельницей того, как какой-то подонок избивал ее ногами, а на следующий день в ее квартире нашли неизвестно чей труп! И не могла отделаться от мысли, что эта история касается ее близко, гораздо ближе, чем она могла себе вообразить…

Валька встречал ее у входа в метро. Это значило, что он сегодня встал на полтора часа раньше, чтобы добраться до «Щукинской» от своего Куркино. И еще это значило, что…

– Арина! Ариш!! Я здесь!

Слава богу! После всего, что вчера между ними произошло (хотя… что такого особенного произошло? Подумаешь, целовались! Но Арька отчего-то краснела, вспоминая об этом), Валька был единственным человеком на земле, которому она была по-настоящему рада!

– Что ты тут делаешь? – постаралась она удивиться как можно естественнее.

– Жду. Тебя жду. Я соскучился. – Валька крепко взял ее за руку и потянулся к ее щеке. Сердце у Арины екнуло, и она уклонилась, сама не зная почему.

– Пойдем, – потянула она его внутрь.

Там, в зале, между розовыми мраморными колоннами, она осмелилась впервые поднять на него глаза. И устыдилась: он опять выглядел обиженным. Ну странно, как человек с такой мужественной внешностью в иные минуты может казаться настолько беззащитным!

– Мне так страшно, Валька! И так… плохо! – пожаловалась Арина, обнимая его за талию. Валька наклонился, лицо его стало серьезным, внимательным, в серо-стальных глазах отразились и исчезли лампы метро. Широкие ладони легли Арьке на плечи.

– Ты что, котенок? Что? Не надо! Ты со мной ничего не бойся. Ничего-ничего со мной не бойся…

В ней что-то хлюпнуло, Арина судорожно вздохнула и еще крепче ухватилась за его ремень. Чтобы смотреть на Вальку, надо было сильно запрокидывать голову, это было хорошо, потому что слезы стояли тогда в глазах и не стекали по щекам.

– Знаешь, что? Давай никуда не пойдем? В институт не пойдем, а?

* * *

– Ничего нового мне узнать не удалось, хотя весь наш дом, как ты легко можешь себе представить, гудит и ходит от всяких сплетен ходуном. По квартирам бродила целая бригада следователей, все спрашивала, не видел ли кто во дворе посторонних… Да кто скажет! Дом недавно начали заселять, и сейчас еще продолжают, поди тут разбери, кто посторонний, а кто нет…

Они сидели в замечательной – еще и потому, что сейчас, утром, они были в ней совершенно одни – кафешке, из которой открывался чудный вид на морщинистую гладь кукольного прудика. Валька привел Арьку в уютный парк, о котором она, коренная москвичка, до сих пор ничего не знала. Доехав до проспекта Мира, они вышли на сам проспект и долго шли по какому-то торговому комплексу с прозрачными дверьми, затем свернули налево – и вдруг оказались в настоящем раю в центре Москвы, если никто не станет возражать против того, что небольшой Ботанический сад, даже в это время года еще не растерявший зелени и поздних цветов, можно посчитать за рай.

Арька поглощала уже вторую порцию своего любимого крем-брюле и слушала неутешительный Валькин рассказ. Сам он ковырялся ложкой в раскисшей кашице из мороженого безо всякого удовольствия.

– Березневу, похоже, и в самом деле арестовали… Я всю ночь с ее окон глаз не спускал – никакого шевеления. И темно. Бабулю свою попросил выйти во двор, разузнать, что бабы говорят. Бабы говорили – увезли ее по подозрению в убийстве. Еще бабы говорили, что отпечатки пальцев на фене только ее, Анны. И еще… Этот мужик… ну, который убитый… действительно был… ее любовником. Следователи, которые по квартирам ходили, обмолвились, а может, и специально так, с расчетом проговорились, что у него во внутреннем кармане нашли ее фотографию… И то, что он голым мылся в ее ванне – это о многом говорит… Но сама Анна наотрез отрицала, что была с этим типом знакома. Первоначально ее в ее же собственной квартире допрашивали. А Маша эта, помнишь, которая с поварешкой была, она с Эльвирой Марковной в качестве свидетельниц в другой комнате показания давали… Так вот, она через дверь видела Анну и как милиционеры вокруг нее ходили. И слышала, как следователи, их двое было, наседали на Анну, убеждали ее, что запираться, мол, глупо… Но она ни в какую. Сидела бледная, прямая и твердила: «Я не знаю, я ничего не знаю…»

– А ты сам? Ты веришь, что она… виновата?