Мы вошли в дом и почти погрузились в темноту. Свет с трудом пробивался сквозь толщу деревьев, захвативших сад. Всё та же история: в бабушкиных жилищах всегда потемки, свечи, бра, уютный свет от камина.

– Как там квартира поживает?

– Эээ… Все в порядке, часы на месте, если ты про них.

Бабушка улыбнулась, показав свои белые здоровые зубы. На щеках играл румянец, кожа все еще тугая и веснушчато-смуглая, хоть и подрисована морщинами.

– Вася, ты долго ехала, я ждала сегодня тебя раньше…

– Раньше?

– Конечно, блинов вот сама напекла. Горячие бы они вкуснее были. Ладно, уже пообедаем теперь сначала. Борщ тоже есть.

Пройдя на веранду, я сразу уселась за сервированный стол. Меня и правда ждали. Я коснулась ладонями стола, выглядывающего частично из-под прикрытой салфетками и посудой неровной поверхностью. Бабушка однозначно умеет выбирать уникальные столы.

– Бабуля, откуда ты знала, что я приеду?

В этот момент вошла женщина лет сорока пяти. В ее руках был поднос с двумя тарелками борща, окутанного чесночным шлейфом и густо усыпанного свежей зеленью. Она аккуратно поставила его перед нами и, не проронив ни единого слова, удалилась. Я проводила женщину взглядом в удивлении. Василиса Андревна устроилась напротив меня, поставив передо мной корзинку с нарезанным ржаным хлебом и кувшинчик со сметаной.

– Давай уже кушай, нам еще столько обсудить с тобой нужно.

И не смотря на то, что за последние пятнадцать минут в моей голове возникло вопросов еще больше, я решила сначала поесть.

Пока ели, мы успели поболтать на поверхностные темы. Такой приятный small-talk о жизни в деревне. Потом был кисель. И вот, наконец, мы переместились в самую дальнюю комнату с разложенным диваном, заботливо застеленным чистыми хрустящими простынями цвета переспелой черешни. Похоже, моя бабушка была фанаткой сочных цветов. Все оттенки красного. Я бессовестно рухнула на диван, не снимая своего серого костюма, который явно не вписывался во все разнообразие цвета этого потрясающего дома. Ощутив под собой горизонтальную поверхность, я вытянулась всем телом, сладко зевнула.

– Как хорошо-то, бабуля…

И, закрывая глаза, поняла, что меня уже давно так не клонило в сон. Я попыталась извиниться перед бабушкой за свое неожиданное желание уснуть прежде, чем расскажу для чего приехала. Но, похоже, у меня ничего не получилось. Я только услышала: «Теперь, в твоем „положении“, тебя часто будет клонить в сон». Или не услышала и мне это уже приснилось. Но факт в том, что после этой фразы я вдруг поплыла. Я плыла по волнам большой воды. Было ли это море или океан – неважно. Вдруг все было неважно. Вокруг меня была бесконечная водная гладь. Я лежала на спине, мои руки и ноги были раскинуты в стороны. Я глядела в небо. В его розово-голубой предзакатный цвет. Помню, я подумала: а почему бы и нет. Небо чистое, взошедшая Луна спустит отличную лунную дорогу, по которой я уплыву в бесконечность, растворившись в нем маленьким лучом света, который однажды кому-нибудь осветит путь. Даже если я избавлю от темноты хотя бы одного человека, это будет невероятная польза, хотя и низкий КПД…

– Какой бред! Какой еще лучик света и КПД?

Я произнесла это, кажется, вслух и заморгала. От моих резких взмахов и громких резонирующих мыслей мое тело неожиданно приобрело вес, и я стала тонуть. Меня охватила паника, и я начала активно двигать ногами и руками, пытаясь изо всех сил остаться на поверхности. Мои легкие резала жуткая боль, будто я ими не дышала очень давно и их полость слиплась и максимально сократилась, не давая воздуху пробить себе путь. Кричать тоже не получалось, да и смысл? На много километров, насколько хватало глаз, не за что было зацепиться. Берег был бесконечно далеко от меня. И как меня угораздило очутиться здесь? За много километров от берега, твердой земли под ногами. Без страховки и поддержки. На что я надеялась? Только на то, что я сама вода, которая сольётся с мировым океаном. Ну что опять за высокопарные размышления? Мое сознание колотилось в агонии. Хотелось найти берега внутри себя, ухватиться за них и выплыть из этой ситуации. Я перестала шевелить ногами, просто потому что почувствовала, как холод обволакивал меня, я замерзла, и мои конечности стало сводить судорогой. Окинув взглядом эту могущественную стихию, мои колыхания в которой ни к чему не привели, даже круги по водной глади не разошлись дальше вытянутых конечностей, я вдруг поняла, что бесполезно бороться. И я сдалась. Расслабила, наконец, руки, сделав последнее усилие только для того, чтобы перевернуться на спину. Закрыла глаза, раскинула руки в стороны. Позволила себе утонуть…

…На самом деле вода пару раз прокатилась по моему лицу, оставив на нем соленые дорожки и щекотнув две царапинки возле глаза. Я не тонула, а вновь дрейфовала на воде. Открыв глаза, я посмотрела в небо. Пока я боролась с водой, небо приобрело красивый фиолетовый оттенок, на котором еще четче очертился белесый круг Луны. Удивительно: пока мы создаем суетливые движения жизни, жизнь идет своим чередом, день сменяется ночью. По моему телу прокатилась теплая волна, и я перестала мерзнуть. Потом снова. Раза с пятого я осознала, что это тепло прокатывается волнами внутри меня. Я прижала ладони к животу.

– Все же я поплыву по лунной дороге, и мой свет и тепло однажды осветит кому-то путь.

Момент был наполнен волшебством: предзакатная луна в фиолетовом тумане, который с каждой секундой вдруг начал стремительно темнеть, укачивание большой воды с редкими брызгами соли, необычное ощущение тепла, растекающегося по телу. Я почти растворилась в благостных эмоциях, улыбка тихо покоилась на моих губах, как неожиданно меня пнули в ладонь. Один раз, потом второй. Я затаила дыхание и, приподняв голову, посмотрела на свой живот. Он был огромен. Так огромен, что загораживал мне горизонт, и мои руки не могли обхватить его.

И тут я проснулась. Сердце колотилось в ушах 200 ударов в минуту, одежда полностью пропитана потом. На моих губах остатки крика:

– Я беременна?!

Я сидела в темной комнате на расхлестанной темной постели. Василисы Андревны в комнате не было, чувствовался только неуловимый терпкий аромат духов. Как странно, что бабушка до сих пор пользуется духами. Скинув с себя промокший серый костюм и оставшись в одном нижнем белье, я внимательно рассмотрела и прощупала свой плоский живот. Никаких внешних перемен со мной не произошло, но с этого момента я знала, что беременна. Закутавшись в плед, я вышла из комнаты.

* * *

Поплутав по коридорам дома, я вошла в кухню. Дом будто разросся, в памяти явно отсутствовала информация о паре темных коридоров, в которые я по пути к кухне забрела. Василиса Андревна восседала в кресле, держа левой рукой трубку и выпуская кольца дыма в потолок помещения, правой рукой она перелистывала потрепанную тетрадь, лежавшую у нее на коленях. Тетрадь была настолько старой, что страницы ее проржавели и то и дело пытались выпасть. Бабуля пару раз выругалась, поймав бумажных беглецов, но заметив меня, улыбнулась, и указала на потертый кожаный пуф, стоявший подле нее. Пуф был низкий и широкий, я залезла на него с ногами, сильнее укутав свое обнаженное тело в плед. Тут только я заметила женщину, которая нам подавала обед сегодня. Она тихо хлопотала у большой деревенской печи. Казалось, она не увидела меня, потому что никак не отреагировала на мое появление в их с бабушкой вечере. На печи что-то зашипело, бабуля перевела взгляд на женщину, потом улыбнулась мне и снова обратила свой взгляд к тетради. Пока со мной никто не разговаривал, я не без интереса принялась к осмотру кухни. Обстановка была несколько иной, нежели я запомнила ее в свой последний приезд. Например, рядом с деревенской печью появилась керамическая варочная поверхность. Причем одной из самых дорогих марок. Старые облезлые чугунки и котелки стояли в ряд с современными кастрюлями. Так сказать, с кастрюльной элитой, отсвечивающей хромированными толстыми боками. Стол был очередным детищем сказок про варево и препарирование волшебства, вокруг которого стояли вполне реальные и современные кожаные стулья на крутящихся ногах. Да даже кресло, на котором дымила бабуля, было обито дорогой, цвета топленого молока, кожей с аккуратными терракотовыми строчками, явно не вписывающейся в быт деревенского дома.