шлюхи. Мы ведь не спрашиваем стиральную машинку, настроена ли она сегодня поработать? Подходим и пихаем в нее нужное.

Мужчина перегораживает дорогу и наступает. Сотовый опять вибрирует.

А мне так больно, что Артём ждет внизу! Что он позвонил. А я... немного не дождалась и поехала!

Глава 18

Как-то я читала статью об оргиях и запомнила пару советов. Один из них: никогда не ходите на тусовки, где пьют и занимаются сексом. Либо первое, либо второе. Иначе опасно.

Оцепенение, паника. Бежать или сражаться? Я не могу бросить Наиру, а та еле идет. Начинаю просить, требовать.

Мужчина отталкивает Наиру и хватает меня. Прижимает к стене. От ужаса пошевелиться не получается. Так нельзя с девушками! Даже за деньги нельзя! Ни с кем нельзя! Ни с кем! Я кричу и отворачиваюсь.

Он злится.

Следом вздрагивает и отбегает в сторону, ругается, хватаясь за голову.

— Она же сказала, чтобы ты отвалил! — кричит Наира, держа в руках металлический ершик. — Не трогай ее!

Секунду мы смотрим друг на друга, затем срываемся и бежим!

— Артём приехал за мной, — говорю я, запыхавшись.

Слова звучат странно, согласна. Как такое вообще возможно? И тем не менее он меня, получается, перекупил?

— Внизу ждет. Я с ним.

Сотовый разрывается.

— Идем сюда. — Наира громко стучится в одну из дверей.

Открывает мужчина, который почти сразу после танцев пошел к себе и ни в чем не участвовал. Заявил, что у него видеосвидание с женой.

Наира рассказывает, что произошло, жалуется. Он ругается на матерном английском:

— Сейчас я его прибью!

— Поехали со мной, — прошу я. — Пожалуйста. Не оставайся здесь. Они бухие.

— Мне уже лучше, это... неважно. Все будет хорошо, Аля. — Наира смотрит в глаза. — Я все улажу. Если Адель не против, поезжай. Я дождусь нашу машину.

Качаю головой. Дело в деньгах, да. Я сама потратила часть на одежду, нужно вернуть, а значит, залезть в заначку. Работа, которая в минус.

— Марко его угомонит и накажет, и все станет нормально, — продолжает нести какую-то чушь подруга.

— Это ненормально.

— Поезжай, только смотри, не втрескайся еще больше.

— Ни за что!

Мы обнимаемся, после чего я спешу вниз. Сотовый вновь звонит, теперь я принимаю вызов.

— Адель?

— Галя, наконец-то!

— Тут кое-что случилось...

— Потом расскажешь, клиент ждет. Черный порш, номера питерские, заметные. Истомин сам расскажет тебе условия. Если согласишься, деньги можешь не возвращать.

Ого! Я спешу так, что чуть не падаю, запнувшись. Ади молчит пару секунд. Мне уже кажется, что мы закончили, но она вдруг проговаривает задумчиво и как-то мрачно:

— Но я бы на твоем месте выбрала спортсменов.

Становится жутковато: Адель никогда не говорила со мной таким тоном. Вновь окликают мужчины, и я сосредотачиваюсь на побеге. Да сколько же их в этом доме?!

В конце концов, улица. Вдыхаю свежесть и спешу к машине, что светит фарами метрах в двадцати.

Только когда серый силуэт водителя приобретает очертания, до меня окончательно доходит, что это действительно он. Артём Иванович Истомин. Вечно раздраженный спасатель садиков.

Шаг сам собой замедляется.

— Гала! Гала, стой, ты куда, малышка? — несется вслед на немецком.

Оборачиваюсь вновь в ужасе.

У порше вспыхивают фары, ослепляя тех, то идет в мою сторону.

Я сама щурюсь, подходя к водительской двери. Дрожу от нервного напряжения.

Стекло опускается. Артём. Он самый, как запомнила. Смотрит на меня, чуть прищурившись. Постороннего человека этот взгляд мог бы изрядно смутить, но я-то уже в курсе, что Артём Иванович демонстративно на «вы» со всем миром, поэтому слегка улыбаюсь.

Сердце колотится, я ж бежала! Щеки пылают. Каблуки увязли в щелях между плиткой. Аккуратно их вытаскиваю.

— Привет! — говорю нервно-весело. — Как дела?

Артём окидывает меня беглым взглядом.

— Если ты хоть кому-нибудь из них, — указывает за мою спину, — успела отсосать, то по-человечески прошу, возвращайся обратно.

Сморит в упор. О боже.

— Нет, не успела, — выпаливаю. — Я... если честно, пряталась в ванной. Вряд ли мне за это заплатят. — Запинаюсь. — Интересно, есть ли у проституток штрафы?

Он чуть приоткрывает рот, вникая в мой ответ. Размышляет. Адель велела поменьше болтать, я спохватываюсь и стискиваю зубы. Добавляю:

— Клянусь жизнью и здоровьем!

Артем кивает, дескать, садись. Сам же выходит и идет навстречу хозяевам вечеринки.

Дважды приглашать не приходится! Оббегаю машину, открываю дверь и жду. Артём общается меньше минуты, после чего мужчины расходятся в разные стороны. Истомин возвращается в машину.

А я... разжимаю пальцы и выкидываю таблетки. Они больше не нужны.

Забираюсь на заднее сиденье. Прежде чем захлопнуть дверь, тщательно отряхиваю туфли от налипшей земли.

— Ты под кайфом? — спрашивает Артём сдержанно.

Впервые в жизни меня спрашивают о подобном, тем более будничным тоном. Этот мусорный образ жизни становится нормой, да?

— Нет.

— Посмотри на меня.

Подчиняюсь. Он включает лампочку и вглядывается в мои зрачки. Его серо-зеленые глаза в этом освещении болотного цвета. Я понимаю, что Артём бы вышвырнул меня обратно, ни секунды не мешкая.

— Я не под кайфом. Не наркоманка.

А еще я не хочу ни секунды забывать из того, что будет этой ночью. Хочу помнить каждый твой взгляд, каждое твое слово, каждое... движение. Не видишь этого в моих глазах? Я так к тебе бежала!

Он прищуривается, потом выключает свет и роняет:

— Хорошо. Когда ты под кайфом, я должен знать.

Опять смотрит в упор. Мрачно изучает, словно понять пытается, стою ли я затраченных усилий.

Я же... впервые вижу его за рулем, впервые сижу в его машине. Впервые снова дышу со звонка от Адель, когда та сообщила, что Артём попросил другую девочку.

Но признаваться в этом не собираюсь, разумеется. Это было бы слишком унизительно.

— От меня тоже будешь прятаться в ванной? — спрашивает он чуть насмешливо. Выжимает педаль газа, машина трогается.

Я смачиваю пересохшие губы. Выпила бы воды, но спросить, если ли у него бутылка, не решаюсь.

— Адель предупредила, ты сам расскажешь, что тебе от меня нужно. У меня есть прайс и четкий список дозволенного, — произношу серьезно, уверенно.

Представить, что я буду вырываться и плакать, а Артём силой лезть — не выходит. Но... я его знаю плохо, и лучше обговорить на берегу допустимое. Больше в такой ужас я не