молодец… — громко похвалила Лена мужа, и тут же едва слышно добавила, — а молоко ещё осталось, Лёш?

— Да, на полчашки наберется. И ещё два полных пакета у нас есть.

— Сделай, пожалуйста, и для Паши, а то я боюсь, как бы и он не заболел.

Глава XV

Прошло ещё несколько дней, но ни в их дворе, ни в других окрестных московских дворах так и не появились машины с горячей пищей и кипятком. Съевшим свои последние припасы москвичам пришлось очень тяжело. Люди пытались как-то продержаться, выжить. На улицу почти никто не выходил из-за жуткого холода. Обращаться за помощью было бесполезно. Так как телефонная связь не работала, для решения любого вопроса нужно было тепло одеваться, выходить на улицу и идти самому за помощью.

Да и идти, по сути, было некуда. Магазины, аптеки и поликлиники не работали. Машины скорой помощи пока ещё курсировали, но, чтобы скорая приехала к тебе, ты или кто-то ещё должен был идти на дорогу её ловить. Когда же неотложка всё-таки приезжала во двор по такому вот «ручному» вызову, её сразу же обступали жители соседних подъездов и домов с мольбами о помощи.

Вот только всем помочь врачи никак не могли. Запас лекарств у них быстро заканчивался, а везти в больницу всех, кто об этом просил, они не могли: больницы города были переполнены, хотя света и тепла практически не было и там. Резервные дизель-генераторы не справлялись с возросшей нагрузкой, постоянно выходили из строя, да и подвоз солярки к ним был нерегулярным. Почти вся их мощность расходовалась на работу операционных: в них было и светло, и более или менее тепло. Но, увы, толка от таких операций было немного: только что и с таким трудом прооперированных больных везли в тёмные холодные палаты, где они потихоньку умирали без должного ухода. Да и немудрено: не то, что медикаментов и продуктов, в больницах катастрофически не хватало персонала — в отсутствии транспорта до работы добирались лишь те немногие, кто жил недалеко.

Школы и детские сады в Москве так и не открылись. Для их работы не было ни отопления, ни освещения. Завоз в них продуктов питания и воды тоже не был организован. Торговые и промышленные предприятия, предприятия сферы услуг не работали и были закрыты. Не функционировали банки и банкоматы, отделения почты, станции мобильной и узлы стационарной связи. Без работы стояли котельные, их пустые трубы уныло подпирали небо. Насосные станции системы водоснабжения и водоотведения также простаивали. Как результат, чистая вода не поступала в водопровод и не поднималась вверх по этажам домов, а канализационные потоки быстро переполнили все резервуары и коллекторы, что привело к выходу сточных вод наружу. Остановившая своё движение вода в местах приближения или соприкосновения с окружающим воздухом стала замерзать и прорывать трубы, увеличивая, тем самым, масштабы техногенной катастрофы и ещё дальше отодвигая сроки возможного устранения её последствий.

Автозаправки не принимали и не отпускали топливо. Водители бросали свои остановившиеся машины, где придется, и, спешившись и согревая себя движением, брели по улицам в сторону дома. Автобусы перестали выходить на маршруты: у них тоже опустели баки. Троллейбусы встали первыми, отгонять их в парки также не было никакой возможности. Один лишь московский метрополитен был открыт для пассажиров, но и тот, увы, работал только в режиме бомбоубежища — резервных генераторов хватало лишь на тусклое освещение вестибюлей и подземных помещений.

Сначала на станции метро стали просто пускать людей, чтобы они не замёрзли. Они медленно спускались на платформы по ступенькам неработающих эскалаторов, некоторые из них падали и кубарем летели вниз, пока кто-то ниже не ловил их, зачастую ценой травмы и собственного падения. У многих, особенно у стариков, уже не было сил подняться самостоятельно обратно наружу. Да и какой в этом был смысл? Там наверху стоял собачий холод, здесь же хотя бы можно было не замёрзнуть, потянуть ещё немного в надежде на скорое чудо — на то, что организуют питание, а то и вовсе — всё починят, и можно будет снова вернуться домой, в тёплую квартиру.

Зато в первые дни «конца света» исправно работали московские аэропорты: Шереметьево, Домодедово, Внуково, Жуковский — и почти все только на вылет. Переполненные рейсовые и, как никогда много, бизнес-джеты выстраивались в долгие очереди на взлетно-посадочную полосу. Из Москвы массовым порядком бежали начальники: большие и очень большие, средние и не очень средние, бенефициары и топ-менеджеры, депутаты и государственные служащие, из списка «Форбс» и те, кто туда не попал. Все они рвались пересидеть это смутное время в своих виллах, апартаментах, квартирах, яхтах, гостиницах, переждать вместе с родными и близкими, давно и прочно осевшими за границей и предусмотрительно получившими там и образование, и вид на жительство, и даже гражданство. А когда всё успокоится, утрясётся, устаканится — вот тогда можно и вернуться в привычные кабинеты и кресла, присягнуть, как всегда, на верность, возглавить команду и процессы и всё также снова оседлать денежные потоки.

Те же, кому бежать было некуда, не на чем и не на что, — ждали, ждали, ждали.

Очень скоро в Москве активизировалась преступность, пришло в город и мародёрство. Люди постепенно теряли свой прежний человеческий облик, и чем дольше продолжался «конец света» в Москве, тем страшнее становилось нравственное падение москвичей, тем больше отличались они теперешние от себя прежних.

Как-то днём Ропотов снова решил сделать вылазку на улицу. В этот раз стоял хмурый полдень. Новых осадков не было: дул довольно сильный ветер, от чего становилось ещё холоднее.

Когда Ропотов вышел на улицу и опорожнил ведёрко, которое они определили под туалет, он заметил, что на улице почти не было прохожих. А те из них, что встретились ему по пути, медленно и отстранённо шли куда-то, замотанные в какие-то тряпки. Особенно выделялись ноги: они, как и руки, наиболее уязвимые в мороз части тела. Настроение у людей было очень подавленное. Видно было, что холод сильно донимал их, а сил сопротивляться ему почти не было. На разговор почти никто не шёл. Да и сам Ропотов особенно не испытывал желания узнавать что-то у этих несчастных и измученных людей.

Отнеся пустое ведерко домой, он снова спустился и с надеждой побрёл в сторону ближайшего магазина: вдруг открыли?

Пока он шёл, мимо него небыстро проследовала легковая машина. В заиндевевшем салоне он разглядел несколько человек, позади же сидели хорошо укутанные дети. Трое. Они, в свою очередь, всеми шестью своими глазами смотрели на Ропотова. Взгляд этих