неразборчивое, перестал храпеть, но так и не проснулся. В этот раз Лена укрылась и уже под одеялом прижалась, как следует, к мужу. Теплота его тела и нагретой им постели быстро расслабили её, и Лена снова забылась.

Ей снилось лето, и море, и ветер, такой тёплый и солёный. Где-то вверху, на пальме закричала и вспорхнула птица. Саша и Павлик громко рассмеялись, лежа на соседнем от неё лежаке и брезгливо рассматривая хорошую каплю упавшего на лежак Алексея свежего птичьего помёта. Горячее от солнца махровое полосатое полотенце приятно укрывало ноги Лены, свесившийся же его конец лежал на песке. Она хотела поднять край полотенца с песка и отряхнуть, но рука не слушалась её, настолько лениво ей было. Глаза жмурились от солнца, а рот улыбался от распиравшего Лену глупого смеха и блаженного удовольствия.

— Мама, мне холодно! — шепотом прямо в ухо Лене дрожащими губами проговорил Павлик, теребя её за плечо. Нарушив мамин сон, в темноте комнаты он пытался залезть к ней под одеяло, зубы его стучали.

— Паша? Что такое? Замёрз?.. Давай ложись сюда, ложись ко мне, мой мальчик… Ой, холодный какой! — Лена покорно впустила его, машинально проверив лобик сына, а также накрыт ли он полностью. Его холодные, даже в носочках, ноги устремились ей на бёдра. Чтобы накрыть сынишку одеялом, Лене пришлось хорошенько стянуть его с Алексея. Ей удалось легко это сделать, ведь Ропотов старший крепко спал и ничего не почувствовал.

— Спи, малыш, — Лена поцеловала сынишку в затылок.

В комнате наконец воцарилась тишина, едва нарушаемая сопениями сразу трёх родных носов да равномерным ходом недорогих китайских настенных часов.

Через несколько минут пришла пора проснуться и Алексею. Озябший и от того потирающий ладонями то левое, то правое свои предплечья, он быстро оценил картину, сообразив, что бороться за одеяло нет смысла. Потом встал, и, пошатываясь ото сна, добрел до кресла, нащупал там плед, взял его и вернулся на своё место у стенки.

Завернувшись в плед с головой, Алексей быстро заснул. Перед этим на лице его с уже закрытыми глазами промелькнула мимолетная улыбка: он на миг вспомнил, как давным-давно маленьким мальчиком сам любил ночью, когда подолгу не мог заснуть, прибежать на цыпочках в родительскую спальню и нырнуть к маме под одеяло.

Как же был счастлив он в те минуты, как быстро неудобство и пыточное бодрствование сменялись для него радостным беззаботным детским сном, как приятно было ему тогда, засыпая, ощущать спиной тёплое и мягкое мамино тело, слышать её спокойное ровное дыхание и лёгкую тяжесть её руки поверх своего маленького детского тельца.

В пять утра Лена в очередной раз проснулась и с ужасом обнаружила, что все батареи в их доме были холодными. Разбудила Алексея, бросилась звонить в аварийку. Света в доме опять не было. Но теперь ещё не работали и оба мобильника. Интернет тоже не грузился. Полная информационная блокада. На улице за окном — темень, и никого. Умываясь впотьмах, Алексей обнаружил, что струя воды стала слабее обычного, при этом из горячего крана текла почти такая же вода, что и из холодного, только чуть-чуть теплее. Сходил на кухню: то же самое. Проверил плиту. Газа в конфорках тоже почти не было, лишь слабый огонек ещё подавал какую-то надежду.

Догадавшись, что воды в кране скоро вообще не будет, Алексей быстро приказал Лене принести ему в ванную и ей самой в кухне начать заполнять все свободные ёмкости: кастрюли, тазики, чайник. Только заполнив постепенно все их, они немного смогли перевести дыхание. Теперь необходимо было как следует одеться и укрыть потеплее детей.

Когда стало рассветать, Лена на всякий случай сделала ревизию продуктов в доме. Дня три, от силы четыре они могли продержаться на текущих запасах. А вот дальше есть уже было нечего. Но не четыре же дня им находиться в этом положении? Президент же жив, значит, и жизнь продолжается, а последствия терактов скоро устранят.

— Устранят, а как же ещё? Потерпим несколько часов, ну, максимум до вечера, как вчера, и всё восстановится.

— Меня сейчас больше всего батареи беспокоят. Вдруг они замерзнут при таком морозе на улице и полопаются. Тогда дело — швах! — произнес с тревогой в голосе Алексей.

— Этого только не хватало. Мы же тогда замёрзнем!

— Не волнуйся, Лен, придумаем что-нибудь тогда. Да я уверен, что и не дадут им, батареям замерзнуть-то. Они уже наверняка сейчас все в мыле бегают, устраняют. Хоть и не дозвониться ни до кого. У них у самих, небось, такая же холодина дома. Всё обойдётся, вот увидишь!

Но ни через три часа, ни к вечеру тепло в квартиры дома Ропотовых так и не дали. А чтобы батареи не полопались от мороза, в местном домоуправлении с самого утра приняли решение вручную слить из системы всю воду, пока она совсем не замёрзла. По квартирам стали ходить сантехники с фонарями и газовыми горелками, проверять, у всех ли вода слилась, не замерзла ли. Где надо, они раскручивали трубы отопления, грели радиаторы и сливали оставшуюся воду.

Хмурые сантехники, явно обеспокоенные таким положением вещей, наотрез отказывались давать жильцам какие-либо утешительные прогнозы даже на ближайшее будущее. С наступлением вечерних сумерек эта работа в целом была закончена. Надежда же на скорое возвращение тепла в квартиры таяла так же, как и лёд в разогретых, но потом также быстро холодеющих пустых радиаторах.

В квартире Ропотовых с момента сдачи дома в эксплуатацию были установлены батареи простейшего типа: поворотная труба-петля с прихваченными к ней сваркой частыми железными поперечными пластинами. Пластины сначала быстро разогревались от горячей трубы, а потом также быстро отдавали окружающему пространству помещения всё своё тепло, подхватываемое и уносимое вверх невидимыми глазу потоками циркулирующего в помещении воздуха, который, поднимаясь под потолок и постепенно там охлаждаясь, снова устремлялся вниз, к полу, а по нему — опять к батарее, где весь процесс повторялся снова. Так вот такие батареи даже не пришлось специально отогревать: как только воду начали сливать, ей негде было задерживаться, и она вскорости покинула квартиру Ропотовых без необходимости принимать дополнительные меры, что немало порадовало вошедшего в их квартиру после громкого стука в железную входную дверь запыхавшегося сантехника.

— Не знаю, девушка. Ничего не могу сказать. Во всём Щукино, а говорят, и во всей Москве нет ни света, ни отопления, ни газа с водой. Какая-то авария большая, говорят, случилась. Все силы собраны на устранение. Нас с полчетвертого ночи бросили на объекты, выходных даже на ноги подняли. Я сам поесть