— Блин, ты мне руку сломала, — простонал он, поглаживая себя по бицепсу.

Как ломаются руки, я откуда-то уже знала и поэтому только сделала вид, что очень ему верю.

— А теперь встань! Невежливо сидеть в присутствии дамы. Я же стою, — сказала я, помогая Вите резким ударом ногой в живот подняться.

Витя согнулся и, всхлипнув, начал медленно отлипать от кровати и вдруг, неожиданно рванувшись вперед, попытался ударить меня ногой в живот, а руками — по пистолету.

Я отскочила и, пнув его в бок, выстрелила в пол.

Мне совершенно не хотелось выяснять на ночь глядя, кто из нас круче и резче. И я это сразу продемонстрировала.

Витя оказался понятливым.

Получив еще один совсем легкий тычок по ноге, он рухнул на пол около кровати и свернулся калачиком.

Уже на правах хозяйки территории, завоеванной в почти честном бою, я откинула в сторону подушку и присела на кровать, в самый дальний ее угол: упорство Вити показало мне, что осторожность здесь не будет излишней.

— Тебе что от меня нужно? — заплетающимся языком спросил Витя, попеременно поглаживая себя по всем возможным местам, словно проверяя, на месте ли, пардон, его члены. — Деньги в брюках лежат. Бери их и вали отсюда.

— Да вы просто хам, молодой человек! — удивилась я и села поудобнее. — Невоспитанный хам, а еще картами промышляете. Вас поэтому, наверное, так часто и бьют за это.

Наморщив лобик, Витя покосился на меня, но промолчал.

Мне его молчание не понравилось, и, не испытывая желания еще разок выяснить рукопашным методом, кто из нас умнее, и не желая его убивать, я предложила ему очень аккуратно и без резких движений перебазироваться в другой конец комнаты.

Витя понимающе кивнул, пожал плечами и, кряхтя, начал приподниматься с пола.

Встав, он пошатнулся и, схватившись руками за горло, наклонился вперед, надрывно закашлялся.

Я, не шевелясь, смотрела на него, ожидая, чем же закончится этот спектакль одного актера.

Витя, не подавая признаков чувства юмора, покашлял-покашлял, сделал полшага в моем направлении да и бросился на меня.

Это не явилось для меня неожиданностью, тем более фатальной. Как здесь уже упоминалось, я была не расположена к бою, поэтому избрала самый простой и надежный метод защиты: плотно уперлась спиной в стену и, сжав колени, притянула их к груди.

Когда этот придурок, разогнавшись, прыгнул на меня, он получил такой полновесный удар обеими ногами в грудь, что мне показалось, будто у него внутри теперь уж точно что-то хрустнуло.

Закатив глазки, Витя рухнул на пол, очевидно, без всякого желания испытать меня на прочность еще раз.

Осторожно приблизившись к поверженному, я присела рядом и приподняла его веко.

Витя не притворялся: если до этого момента я выигрывала по очкам, то сейчас он действительно был в нокауте.

Закурив, я стала ждать, когда же этот непризнанный Брюс Ли сутенерского пошиба придет в себя.

Мне этого очень хотелось, потому что единственной моей целью было поговорить с ним.

Но если мужчина желает, чтобы его перед этим немножко побили, что же я могу поделать, как только не уступить его желаниям?

Когда Витя наконец стал подавать признаки жизни, от моей сигареты остался маленький окурочек.

Я культурно затушила его о подоконник и взяла следующую.

Сигареты помогали бороться со сном, что для меня было важно: сутки выпали слишком уж содержательными и нервными. Мне даже показалось, что в них гораздо больше двадцати четырех часов.

А возможно, так оно и было.

— Ты проснулся, попрыгунчик мой? — ласково спросила я, стараясь сильно не напугать Витю, чтобы он не начал еще и заикаться.

Он с трудом повернул головку в мою сторону и ничего не ответил, невежа такой. Похоже, что если он и не начал заикаться вербально, то мыслительно эти проблемы у него точно начались. Будем надеяться, что все это явления временного порядка.

— Ну вот и славненько, — одобрила я его поведение. — А теперь мне можно задать несколько вопросов? Только без прыжков, пожалуйста, ладно? А то придется прострелить тебе ножку, и ты не сможешь больше прыгать никогда, а ответы я все равно получу.

Витя молча рассматривал меня, и соображение в его глазках загоралось на удивление медленно.

— Меня интересует, почему ты следишь за Валерией? — деликатно спросила я.

Витя вытаращил глаза и посмотрел на меня уже более внимательно.

Я не ошиблась в нем, он действительно был профессионалом, как это ни удивительно. Это я поняла еще и потому, как он оценивал мое лицо: сначала внимательно посмотрел на лоб, потом на следующую треть лица, потом на подбородок. На секунду закрыв глаза, Витя вновь открыл их и взглянул на меня уже веселее.

— Нравлюсь? — спросила я.

— Да, Татьяна Александровна, если не ошибаюсь, нравитесь, — ответил он, и теперь уже я не смогла сдержать удивления.

— Тогда мой предыдущий вопрос объявляется вторым, а первым будет вот какой: откуда ты знаешь, как меня зовут? Кто-то подсказал или ты просто угадал?

Я села поудобнее и собралась вытрясти из Вити наиполнейший объем информации. Без этого мне уходить отсюда было бы слишком обидно.

— Ваш портрет, мадам Иванова, уже есть у нашего участкового, — просто ответил он, — там я его и видел. Кстати, а вы-то что тут делаете? Вас, как я понимаю, ждут в Тарасове с наручниками наготове?

— Удачи им всем, пусть ищут долго и тщательно, — пожелала я. — Значит, участковый, говоришь… А что ты делал у участкового? Докладывал ему свежую информацию о Валерии Скорочкиной?

Бровь у Вити дернулась, и я не поняла значение этого жеста.

— Ну-ну, не стесняйся, — энергично поторопила я его. — Не собираюсь у тебя здесь оставаться до утра, я девушка одинокая, мне еще замуж выходить, и я не хочу себе портить репутацию, оставаясь на ночь у сутенера и шулера. Так что мы делали у участкового, а, Вить?

— А ничего я не делал, просто так зашел, на лапу ему дать. Налог заплатить, — нехотя проговорил Витя. — А вы, Татьяна Александровна, как я понимаю, не просто так сегодня заходили к Валерии, да? Расспрашивали о расследовании?

Я пожала плечами:

— А кто кого здесь интервьюирует? Отвечай, засранец, на второй вопрос: какова цель твоих подглядываний? Захотел посмотреть, как девушка раздевается перед сном? Признавайся, Витенька, я дама просвещенная и все пойму!

Витя хмыкнул и, потирая ушибленные руку и ногу, кряхтя, приподнялся и сел удобнее, прислонясь спиной к стене.

Я не мешала ему: даже жесткость воздействия должна иметь свои разумные пределы, я же показала ему, что его ждет в случае несогласия общаться со мною.