Некоторое время мы молчали. Я воткнула ключи обратно, но Платон все не заводил машину. Наконец он очень тихо заговорил:

– Вероника… Николаевна, я вас очень прошу… Останьтесь.

Я затаила дыхание. На душе полегчало, и отступил липкий страх, мучивший с самого утра. Как давно, о Боже, как давно я не слышала ни от кого таких слов! Ради них я готова была даже рискнуть…

– Только пока вы здесь, у меня есть шанс. Шанс все-таки довести дело до конца и найти тех, кто похищает людей. Если вы уедете, то этот шанс исчезнет навсегда.

Вот и все. Романтики захотелось, дура старая! Он пытается найти свою пропавшую невесту и ради этого готов рискнуть и своей головой, и моей. Я низко опустила голову, стараясь скрыть выступившие слезы. Ну что ж, он думает только о невесте, а мне надо думать о своих детях.

– Платон, я не готова рисковать жизнью ради ваших поисков, – резко ответила я.

– Я был не прав, не надо было никого догонять, – с трудом произнес он. – Я не стану больше устраивать перестрелки. Прошу вас, останьтесь. Я буду вас охранять, вам ровным счетом ничего не угрожает. И потом, не забывайте: вам обязательно надо побывать в домах пропавших женщин. Вы там сможете провести свои экспертизы, разве не так?

– Плевать мне на экспертизы, жизнь дороже. Если меня пристрелят, все мои открытия никому не будут нужны, – уже без настоящей злости сказала я. Мы опять помолчали, затем я спросила: – Ваша Лиля… Какая она была?

– Она… Немного похожа на вас, – с трудом произнес Платон. – Особенно когда коса… Вероника Николаевна, вы… останетесь?

– Останусь, – твердо сказала я и тут же сжалась от недоброго предчувствия. Ну зачем, зачем я согласилась?

У квартиры Надежды Котеночкиной нас уже ждала целая делегация – управдом, участковый, слесарь, эксперт Кирилл Петрович и супружеская пара пенсионеров с первого этажа. Увидев Платона с ордером на обыск, участковый кивнул, и слесарь за минуту вскрыл хлипкий шлейперный замок. И мы дружною толпою вошли в давно покинутую квартиру.

Пройдя крошечный пустой коридорчик, мы ввалились в большую комнату и разочарованно застыли возле порога. Стол, телевизор, старинный буфет – все в комнате было покрыто слоем нетронутой пыли, копившейся здесь не менее полугода. Раскладной диван, застеленный покрывалом, идеальный порядок и полное отсутствие хоть каких-то женских или детских вещей – все без слов говорило о том, что квартиру покинули надолго, если не навсегда.

Эксперт подошел к подоконнику, провел пальцем по слою пыли, сел на диван и явно затосковал. Платон переглянулся с участковым, и обыск все-таки начался. Распахивались дверцы буфета и небольшого шкафа, вынимались все ящики, Кирилла Петровича согнали с дивана, который тут же разобрали буквально по частям. Затем перешли в коридор, простучали стены и пол. На кухне перетрясли шкафчики и высыпали на стол овсяную крупу из трех жестяных банок. Эксперт с невозмутимым видом снимал отпечатки пальцев с дверных ручек и всех попавшихся под руку поверхностей, хотя я не очень понимала, как он раскапывает эти отпечатки сквозь толстый слой пыли. Под конец Платон лично разломал газовую плиту, чтобы посмотреть, что у нее внутри. Увы… Пустая квартира не предоставила ни одной, даже пустяковой зацепки…

Пенсионеры широко раскрытыми глазами смотрели на весь этот вандализм, периодически хватались за сердце, а я торопливо припоминала давно забытые знания по кардиологии. Но обошлось. Через полчаса разгром квартиры был закончен и мы пошли громить соседнюю.

У Евдокии Ярославовны все выглядело так, словно хозяйка вот-вот вернется. Расстеленная кровать, тарелка с полузасохшими макаронами на обеденном столе, рядом красовался открытый на середине любовный роман вроде тех, что на досуге сочиняла я. «Ну гады, похитили мою потенциальную читательницу, – с яростью подумала я. – Я им этого не спущу!»

Но в целом обыск прошел с тем же КПД, что и у Котеночкиной. Если и была у Евдокии Ивановой какая-то информация о пропавшей соседке, узнать это теперь было невозможно. Платон заполнил оба протокола, и понятым разрешили удалиться. С ними ушел и слесарь. Мы с Платоном, участковым и экспертом устало прошли на кухню и расселись вокруг овального кухонного стола.

– Впервые на моей практике такое, – растерянно говорил пожилой участковый. – Евдокия Иванова такая тихая старушка была, просто божий одуванчик. Родных у нее не было, я ее навещал иногда, чай с плюшками вместе пили. Куда она подеваться-то могла…

– А исчезновение Надежды Котеночкиной вас не удивляет? – устало спросил Платон.

– Да ее я и не знал толком, – пожал плечами участковый. – Она три года назад в этот дом приехала, я ее навестил – надо же знать, кто на моем участке живет. Скромная женщина, не вертихвостка какая, уже не первой молодости. Жалоб от соседей на нее не поступало. Я ее и не видел больше.

– Она жила в этом доме только три года? – насторожился Платон.

Я удивленно глядела на него. Надо же, какое совпадение: три года назад в С-к переехала Татьяна Ромашова, тогда же пропала невеста Платона, и именно тогда, по словам Валентина Прохоровича, в городе началась чертовщина…

Чуть передохнув, мы с Платоном и экспертом вышли на улицу, оставив участкового разбираться с разгромленными квартирами. И только тут я вспомнила, что со вчерашнего вечера ничего не ела. Ну, если не считать едой треть бутылки шампанского. Теперь желудок болезненно сжимался и есть хотелось настолько, что я согласилась бы даже на пресловутый гамбургер.

Мы подошли к машине, и я робко спросила Платона:

– Не отвезете в гостиницу перекусить?

– Да-да, – рассеянно кивнул он и обернулся: – Кирилл Петрович, вас до дома подвезти?

– А давайте, ребята, ко мне махнем. – Оказалось, эксперт стоит за нашими спинами. Ой как неудобно, я с голодухи и не заметила, что он шел за нами! – Я позавчера огромную кастрюлю борща сварил, а есть-то некогда. Вот вместе ее и оприходуем, и позавтракаем, и пообедаем заодно. Идемте, я в трех кварталах отсюда живу, даже машину заводить не надо.

Я чуть не кинулась ему на шею, но хорошее воспитание не позволяло сразу согласиться.

– Ой, ну что вы, не надо! В гостинице хорошая кухня!

– Эх, молодежь, не хотите старика уважить. – Эксперт погрустнел и даже как будто стал ниже ростом. – Думаете, невкусно готовлю?

– Да какой же вы старик! – Мне стало совсем неудобно. – Вы еще ого-го какой мужчина!

От удовольствия Кирилл Петрович приосанился и озорно подмигнул мне:

– Когда такая женщина, как вы, говорит мне, что я еще ого-го, я точно чувствую себя молодцем! Ну что, потопали? Или предпочитаете проехать с ветерком?

Разумеется, мы пошли пешком, хотя я предпочла бы немедленную телепортацию. Взбираясь на пятый этаж стандартного блочного дома, я в красках представляла тарелку, нет, огромную миску исходящего парком, наваристого борща, и эти мысли помогли мне взлететь наверх, обогнав даже Платона.