Бенита ядовито поправила мать:

– Роуз от нашего состояния как раз отказалась, мама! Я прекрасно знаю, что дед выделил для нее трастовый фонд, а она через адвоката вернула его в семью.

Донья Аделина подозрительно уставилась на нее.

– А теперь будь любезна скажи, откуда ты об этом знаешь. Твой дед об этом никому не говорил!

– Ошибаешься! Он говорил об этом мне! Правда, разговор был не слишком приятным, поэтому я больше ничего не скажу.

– Наверняка когда отговаривал тебя от непродуманного замужества. – Донья Долорес говорила таким шелковым тоном, что всем стало ясно: далее последует гадость. – Когда ты от казалась от предложения Курта Адамса. Интересно, если бы он сейчас сделал тебе предложение, ты бы вновь сказала ему «нет»?

Бенита посмотрела на сестру, хотела что-то сказать, но промолчала, опустив взгляд. За нее ответила донья Аделина.

– Конечно, теперь она не была бы такой дурой. Но ни к ему мечтать о невозможном. Лучше поговорим о насущном.

Но донья Долорес не унималась.

– Конечно, невозможно! Насколько я знаю, Адамс женат, причем уже не в первый раз!

Донья Аделина вздохнула.

– Ах, эти американцы легко женятся и так же легко разводятся! Мне порой кажется, что у них за душой нет ничего святого!

– Вот и со мной он бы легко развелся. – Бенита была недовольна шпильками в свой адрес.

– Возможно. Но ты бы осталась обеспеченной женщиной, и тебе не пришлось бы думать о собственном пропитании, и уж тем более работать! – Долорес явно доставляло удовольствие подкалывать сестру.

Но Бенита в долгу не осталась.

– Боюсь, сестрица, тебе тоже скоро придется искать работу. Разве фирма твоего мужа не объявила себя банкротом? Я, конечно, понимаю, что твой муженек припрятал хорошие денежки, но не для тебя с дочерью, не так ли?

Марита жалостливо всхлипнула, стараясь выжать из глаз слезу, но это у нее не получилось. Оставив напрасные усилия, она грубовато заявила:

– Мне в университете уже намекнули, что отчислят, если я не внесу плату за семестр. А отец заявил, что денег у него нет из-за временных трудностей. Он в последнее время дома почти не бывает и даже на телефонные звонки не отвечает.

– Боюсь, он сбежит куда-нибудь в Южную Америку, причем со своими ублюдками и их мамашами. А вас просто бросит здесь, на растерзание газетчикам. – Донья Аделина сжала виски истонченными пальцами. – Ах, от этого позора у меня постоянно болит голова!

В патио без предупреждения вошел дон Диего в сером смокинге и шелковой рубашке, цвет которой подчеркивала темно-серая бабочка. Высокий рост при изяществе настоящего аристократа и смуглая кожа не позволяли сказать точно, сколько ему лет. Он был бы очень хорош собой, если бы не извечная томно-брюзгливая усмешка.

– Привет, мои дорогие! Что-то вы ко мне зачастили. Чем обязан вашему визиту на этот раз? – как обычно, появление сестер и племянницы не вызвало у него ни грана родственных чувств. Уж скорее наоборот.

Донья Аделина с негодованием посмотрела на сына.

– Ты прекрасно знаешь, что у Долорес серьезные проблемы. Конечно, мы должны поговорить!

Диего изящным жестом поднес к лицу холеную руку и взглянул на золотые наручные часы.

– Думаю, проблемы у Пабло, а не у нее. Вообще-то чем быстрее она с ним разведется, тем лучше.

– В нашем роду разводов не было и не будет! – Донья Аделина воскликнула это с горячим пафосом. – Заметив, что на нее с недоумением уставились все домочадцы, немного сконфуженно поправилась: – Ну, я имею в виду испанцев, конечно.

– Ну, если она желает быть женой вора, то никто ей в этом помешать не может. – Маркиз отвесил язвительный поклон в сторону сестры.

Медина с изумлением уставилась на дядьку, а донья Долорес расправила плечи и сердито возразила:

– Пабло не вор и никогда им не будет! Пусть он бабник, но он всегда уважал закон!

Диего снова посмотрел на часы, подчеркивая, что этот разговор ему попросту скучен.

– Закон-то он, может быть, и уважал, а вот денежки своих акционеров почему-то считал своими. Впрочем, так же, как и твое приданое. Хотя по брачному договору он им распоряжаться права не имел.

– С чего ты это взял? – донья Долорес была вне себя от гнева.

Маркиз указал на кипу газет, лежавших на столике в углу.

– Вижу, никто из вас не удосужился развернуть сегодняшние газеты. Весть о твоем замечательном муже напечатана крупным шрифтом на первых страницах.

Марита метнулась к столику и схватила первую попавшуюся газету. Развернув, ахнула и принесла ее матери. Та взглянула на первую страницу и схватилась за сердце. Донья Аделина, тоже заглянувшая в газету, увидела зятя в наручниках и потрясенно воскликнула:

– Матерь Божия! Какой позор!

– Да, да, он сегодня арестован за растрату денег вкладчиков и попытку сбежать. Вижу, Долорес, ты не в курсе делишек своего муженька? Мой тебе совет: если хочешь сохранить хоть часть состояния, тебе нужно срочно разводиться.

Донья Долорес смотрела на брата в полной прострации, не в силах сказать ни слова. Ее дочь истерично засмеялась, с трудом выговаривая сквозь смех:

– Папа заложил все, что у нас было! Все! Он говорил, что должен это сделать, чтобы мы жили лучше!

Диего не мог понять столь вопиющей глупости.

– Жили лучше? Ну, он-то бы, возможно, и жил лучше, если б успел умотать, но к вам это точно не относится. Но почему вы ничего не сказали о своих проблемах мне? В свое время этот скандал можно было бы замять.

– Чтоб снова выслушивать твои гадости? Ты же никогда никому не помогал! И я уверена, не стал бы помогать и нам! Издевался бы только над нашим горем! – донья Долорес с ненавистью выкрикнула брату эти слова.

Тот побледнел и протянул:

– Вот как? Я и не подозревал, что так мало достоин доверия.

Донья Долорес, как преступник на гильотине, которому нечего терять, решила высказать все, что у нее наболело на душе.

– Мало доверия? Ты совершенно не достоин доверия! Ты умеешь только издеваться! Для тебя излюбленное занятие побольнее ударить! И все из-за того, что когда-то ты выбрал не ту женщину!

Маркиз Сантос мрачно сверкнул глазами, молча предупреждая, чтобы она прекратила, но Долорес уже было не остановить.

– Да, твоя любовь оказалась поруганной, а теперь ты мстишь всем женщинам вокруг!

Донья Аделина властно стукнула рукой по подлокотнику кресла.

– Баста, Долорес! Ты и так сказала достаточно! Но ты, Диего, – она повернулась к сыну и уставилась на него пронзительным взглядом, – ты и вправду не слишком-то радеешь о чести своей семьи.