Донья твердым шагом подошла к высокому шкафчику красного дерева, открыла его. На полках на специальных приспособлениях рядами полулежали коллекционные бутылки с вином. Выбрав мадеру собственного производства, открыла бутылку, налила хрустальный бокал и выпила, наслаждаясь ее вкусом и ароматом. Тщательно закупорив бутылку, поставила на прежнее место. Подойдя к инкрустированному серебряными вставками телефонному аппарату, стоявшему на ее рабочем столе несколько десятилетий и давно превратившемуся в раритет, набрала номер семейного врача.

– Себастьян, не могли ли вы уделить мне полчаса? Что-то я неважно себя чувствую.

Себастьян Греко, лечивший донью Аделину вот уже тридцать лет, обеспокоенно спросил, что у нее болит.

– Да ничего особо не болит, но какая-то неприятная слабость. То тут кольнет, то там.

Доктор пообещал заехать к ней, как только закончит прием пациентов. Через пару часов он приехал, послушал донью Аделину, выспросил о симптомах заболевания и сделал нелицеприятный вывод:

– Донья Аделина, вы мне пытаетесь голову морочить, выдумывая несуществующие болезни. Зачем это вам?

Она поморщилась. Конечно, они давно знакомы, но все-таки обращаться с ней подобным образом ему никто не позволял. Но приходилось терпеть. В ее интриге доктору Греко отводилось не последнее место.

Она постаралась объяснить как можно более жалостливым тоном:

– Вы же знаете, доктор, какие проблемы в нашей семье. У Долорес большие неприятности. Сын в этом деле помогать нам не желает. А внук о них просто не знает. По телефону я на это даже намекнуть не могу. Поэтому мне нужно вызвать домой Риккардо под предлогом моей болезни. Если ему позвоните вы и скажете, что я серьезно больна, я уверена, он тут же приедет. Он опытный юрист, он сможет разрешить эту ситуацию наименее болезненным для Долорес и ее дочери образом.

Доктор Греко призадумался. С одной стороны, наличествовало нарушение врачебной этики, а с другой, старой донье и в самом деле не на кого было опереться.

– Хорошо, я позвоню Риккардо. Но что ему сказать?

– Только то, что я плохо себя чувствую. Диагноз говорить не стоит. Чтобы поддержать версию болезни, я встречу его в постели. Так что ваше реноме не пострадает, не волнуйтесь.

Доктор пообещать позвонить Риккардо сегодня же вечером и уехал. Поскольку он был семейным доктором клана Сантос вот уже более тридцати лет, знал все телефоны домочадцев. Вечером набрал номер Риккардо и суховато сообщил о болезни бабки.

– Не скажу, что все так уж плохо, но все-таки желательно, чтобы ты приехал. Хотя бы просто для того, чтоб ее поддержать и успокоить. Она очень взволнована. Чем, она тебе расскажет сама, как приедешь.

Риккардо был обеспокоен. Что бабка способна на любые козни, он знал давно. Если б позвонила она, он бы ей не поверил, но звонок доктора Греко его смутил. Если и впрямь случилось что-то серьезное, а он не приедет, то потом будет мучиться чувством вины всю оставшуюся жизнь. Придется ехать.

Но как быть с Дженни? Он чувствовал, что находиться без нее даже несколько дней для него становится все труднее и труднее. Зря он поддался влечению и провел с ней уик-энд. Не предполагал, что какая-то пара дней прикуют его к ней намертво.

Но, с другой стороны, то, что он едет, даже хорошо. Остынет, правильно оценит степень своего увлечения. Возможно, даже пересмотрит свое отношение к Дженни. Еще неизвестно, в какую сторону, но оно сдвинется с той мертвой точки, на которой застыло сейчас.

Он велел Пепите заказать на утро билет до Мадрида и погрузился в работу, стараясь сделать как можно больше. Возможно, потом у него не будет времени.

На следующий день около полудня он уже заходил в палаццо Сантос. У входа незнакомая ему бойкая девица из бывшей испанской колонии встретила его неумелым книксеном и окинула оценивающим взглядом. Риккардо чертыхнулся про себя. Откуда у бабушки такая прислуга? Развязная неумеха, она откровенно предлагала себя для развлечения. Сделав вид, будто ничего не понял, хмуро спросил:

– Как себя чувствует донья Аделина?

– Она в своей комнате. Вас проводить? – девица глубоко вдохнула, выпятив пухлую грудь.

Риккардо резко отказался:

– Нет, сначала я пройду к себе. Провожать меня не надо, я родился и вырос в этом доме. И свои вещи я разберу сам. Можете идти. – И привычно добавил: – Спасибо за помощь.

Глуповато хихикая, служанка удалилась, мелко семеня и зазывно вихляя пышным задом. Чертыхнувшись от накатившего приступа брезгливости, Риккардо прошел к себе. В его комнатах ничего не изменилось. Все та же тяжелая дубовая мебель, больше подходящая музею, чем человеческому жилью. Он бросил на кресло чемодан, но разбирать не стал. Окинул придирчивым взглядом свой светлый летний костюм. Переодеваться не хотелось, хотя бабка гораздо любезнее встретит его в темном. В доме траур, но Риккардо приехал из Лондона, где его мало кто знал, и не считал нужным наряжаться в черное в такую жару.

Конечно, перед выходом в свет он переоденется, но не сейчас. Решив, что с визитом к больной бабушке тянуть не стоит, вышел из комнаты и зашагал в западное крыло особняка. Перед бабушкиными апартаментами помедлил, собираясь с мыслями, и постучал. Дверь тотчас открылась. Риккардо усмехнулся про себя. Его здесь ждали. Информация у бабушки по-прежнему на высоте. В этом доме всегда было полно доносчиков.

Пожилая женщина в черной мантилье, одетая именно так, как донья Аделина полагала необходимым одеваться немолодым сеньорам дворянского рода, окинула его наряд неодобрительным взглядом и чуть присела перед ним в знак приветствия, соблюдая великосветский этикет.

– Добрый день, дон Риккардо!

Риккардо чопорно поклонился.

– Здравствуйте, сеньора. Не имею чести быть с вами знаком.

– Я донья Лусия, – она намеренно подчеркнула слово «донья». – К сожалению, вдова. Ваша родственница. Аделина пригласила меня погостить здесь недельку. Она вас ждет.

Риккардо отметил свойское «Аделина». Интересно, какая же степень родства между бабкой и доньей Лусией, если она позволяет себе подобные вольности? Он плохо знал родственников со стороны бабушки, они редко бывали в палаццо. Он знал, что дед, будучи большим снобом, не любил, когда родня жены, которую он считал ниже себя по статусу, гостила у него в доме.

Донья Лусия сделала широкий приглашающий жест. Риккардо послушно прошел за ней в апартаменты бабушки. Пройдя через обставленную антикварной мебелью гостиную, верно служившую не одному поколению маркиз Сантос, оказался в роскошной по меркам эпохи просвещения спальне. Здесь стоял стойкий запах лекарств, и Риккардо поморщился. Не полили ли ими ковер перед его приходом?

Донья Аделина, как он и ожидал, возлежала в своей высокой кровати под балдахином, утопая в огромных шелковых подушках. Увидев внука, приподнялась на локте и слабо улыбнулась. Она в самом деле была бледной и выглядела уставшей. Риккардо устыдился. А что, если бабушка и в самом деле больна?