Интересно, – придвинулся он к папаше, – а почему у вас рога растут, когда я преобразовываю?

– Аллергия, наверное, – потрогал папаша свою круглую голову. – Из-за этого у меня начинается ороговение кожи на голове. Такое дикое, что со стороны, кажется, будто рога растут.

В это время половой вместе с хозяином трактира принесли заказ, и стол вмиг оказался заставленным блюдами с аппетитно дымящимися яствами.

Прервав беседу, Фью сразу же взялся за гречневую кашу. Съел пару ложек и Всюси. Гречка папаше показалась необычайно приятной на вкус. Он съел ещё пару ложек, а потом ещё и ещё. После каши папаша перешёл на икру. Затем как-то незаметно отщипнул кусок от телячьей грудинки, наколол на вилку шляпку боровика, зачерпнул сметаны широкой ложкой… В общем, инопланетяне ели добрый час и так громко чавкали, что на них то и дело оглядывались сидящие в харчевне мужики. Когда же пришло время рассчитываться, Всюси открыл кожаный кошель и вынул золотой.

– Кстати, – вспомнил он обладателя фиолетового фрака, который вручил ему червонец, – тебе не показались подозрительными те двое?

– Князь с графом?

Фу-Фью подумал и помотал головой: – Совсем не похожи – и ростом выше, и в плечах шире.

Завидев деньги, к ним почтительно приблизился трактирный слуга.

– Вазими, дарагой, – надменно посмотрел на него папаша и бросил монету на стол.

Хозяин трактира, наблюдавший за купцами из-за стойки, удовлетворённо цокнул языком. Но едва заколдованная Шуркой монета ударилась о доски стола, голограмма не выдержала. Произошло обратное превращение и… На глазах изумлённых мужиков и не менее изумлённых пришельцев золото обернулось самым обычным камнем.

– Ах, разбойники! – вскричал трактирщик. – Держи их, робята!!

Не успели папаша и сынок глазом моргнуть, а на них уже навалилась целая ватага грубых землян.

– Я же говорил, что это князь с графом! – свистнул по-инопланетянски Всюси, отбиваясь блюдцем от наседавшего на него полового.

Получив чайным прибором по лбу, трактирный слуга временно отступил. А папаша вдруг сделал стойку, словно ищейка, почуявшая добычу, и даже подпрыгнул от радости.

– Смотри! Смотри! – показал он. – Вот они, твои «кролики»!

Фью глянул, и действительно – в харчевню входили князь Захарьевский и граф Леркендорф.

– Сынок, – простонал Всюси, швырнув блюдце в назойливого полового, – сделай из них червяков. У меня и коробочка специальная имеется!

Но сынку было уже не до чужих жизней – свою бы спасти. На него навалилось сразу трое дюжих крестьян. А четвёртый – сам хозяин трактира – держал за горло здоровенными ручищами.

– Нэт такой прав! – хрипел, пытаясь вырваться, Фью. – Я подданный персидского шаха, купец третьей гильдии Абу-Фульдун!

– Какой же ты купец?! Разбойник! – выкрикнул ему в лицо трактирщик и в горячке стукнул кулаком по квадратной физиономии.

От удара у Фью произошло обратное преобразование, и он стал самим собой. Сие невиданное явление, похоже, и уберегло космического завхоза от серьёзной черепно-мозговой травмы. Увидев перед собой громадный спичечный коробок, изумлённый трактирщик отшатнулся. Потёр глаза, помотал головой, и чуда как не бывало. Инопланетянин тотчас вернул себе обличье персидского купца.

В суматохе никто из землян, конечно же, не понял, что означает призывный свист шарообразного купчины. Один только Шурка побледнел и, прикрывая спиной друга, попятился к выходу. В следующий миг организм Всюси отреагировал на преобразование сына, и на лбу папаши проклюнулись и стремительно выросли козьи рожки. Мужики в страхе попятились.

– Господи! Спаси и помилуй! – принялись креститься они.

А сообразительный половой метнулся в красный угол за иконой Николая-чудотворца.

– Стёпка, зови городового! – бросил трактирщик сыну-мальчонке, любопытная мордашка которого всё это время выглядывала из дверей кухни.

– Караул! Грабят! – тотчас заверещал Стёпка, побежав к чёрному ходу.

Схватив Леру за руку, Шурка попятился к выходу. Шаг, два… Вот они уже на пороге. Но тут в трактир ворвался городовой Игнат Батан. Впопыхах налетев на друзей, он буквально сбил Шурку с мысли, когда тот пытался вместе с Лерой вернуться в своё время. Видение харчевни задрожало, исчезло и в следующий миг снова вернулось на прежнее место. Правда, теперь это было не то питейное заведение, посреди которого мужики усердно тузили космических странников. Обеденные столы стояли совсем по иному. И во всём обширном зале не было ни одного гражданского лица – сплошь военные. Они ходили, оживлённо разговаривали друг с другом на каком-то непонятном, но странно знакомом языке, спорили, сидели за столами. Везде был ворох бумаг, топографические карты.

– Дурацкий городовой! – ругался Шурка. – Не дал мне преобразование до конца доделать.

– Тише ты, – шепнул Лера. – Куда это мы попали?

– Два с половиной шага, а может, чуточку больше, – прикинул Шурка. – Скорее всего, 1812 год.

– Значит, это французы, – только теперь догадался Лера, на каком таком знакомом-незнакомом языке говорят военные. – Оккупанты! Пойдём отсюда, пока нас в плен не взяли.

Тотчас, словно по мановению волшебной палочки, им стало понятно, о чём разговаривают военные.

– Продовольственные обозы давно отстали, – горячился один из них в форме майора егерей[121]. – Из-за недостатка провианта солдаты Великой армии уже грабят население.

– Ну и поделом, – не согласился с ним драгун с серебряными эполетами капитана. – Разве вы не знаете, что местные крестьяне ловят и смертным боем бьют наших фуражиров, коих мы посылаем в деревни за сеном и овсом?

– Надо, месье[122], не причитать, – заметил на это другой капитан, который, судя по мундиру синего цвета, командовал гренадёрами[123], – а давать в сопровождение фуражирам крепкую охрану.

– Никакая охрана не убережёт от русских казаков, – подал голос из дальнего угла молоденький улан[124]. – Их летучие отряды рыскают повсюду. Чуть зазеваешься – они тут как тут. А ещё объявились поджигатели…

Стараясь не привлекать к себе внимания, мальчишки бочком-бочком добрались до выхода и покинули харчевню. К счастью, офицеры были увлечены спором и не обратили внимания на двух господ в штатском. А если бы и обратили, то вряд ли стали задерживать. Мало ли местных помещиков приходило в те времена с прошениями. Одни жаловались на ограбление их поместий солдатами и убийства крестьян. Другие, напротив, просили прислать в их имения карательные отряды для усмирения взбунтовавшихся крепостных.