Когда он направился к ней, она отступила и остановилась, встретив его взгляд с серьезным лицом. Увидев, что Банкс собирается заговорить, вскинула руку:

— Прошу вас, не называйте меня так, как прежде. У меня другая фамилия.

Он остановился в шаге от нее.

— Иными словами, вы замужем.

Она покачала головой:

— Нет. Я не замужем. Но здесь известна как мисс Браун.

Банкс смущенно поводил взглядом по надгробиям, не зная, что сказать, затем снова посмотрел на нее.

— Наше знакомство было очень коротким, мисс Браун. Но в мире мало художников-ботаников вашего уровня, чтобы я мог равнодушно пройти мимо при встрече. После кончины Паркинсона их стало еще меньше. Мне бы очень хотелось услышать, как у вас обстоят дела.

— Марта, пожалуйста, подождите меня здесь! — Она показала на скамейку рядом с крытым проходом. — Мне нужно кое-что сказать мистеру Банксу.

Он протянул ей руку и на мгновение замер, когда она взяла ее, ошеломленный прикосновением. А затем они двинулись по дорожке в глубь церковного сада.

О женщине Джозефа Банкса нам с Катей удалось поговорить лишь следующим вечером. День мы провели, совершая объезд окрестностей Стамфорда по туристическому маршруту. Светило слабое солнце, а мы шли от особняка эпохи Тюдоров к величественному сооружению эпохи Георгов, покупали входные билеты и задавали вопросы. Надеялись что-нибудь найти. Катя особенно старалась. Когда оказалось, что Олд-Грэнди закрыто на зиму, Катя разбудила испуганную смотрительницу. В Пулкингтон-Холле она так очаровала лысого краснолицего владельца, что он повел нас показать свою оранжерею. Но никто из них никогда не слышал о семье Эйнзби.

Мы побывали на сыроварнях в Раднорсе и Фэрбенке и даже в Пикси-Гленн. В одном особняке обнаружилось много чучел птиц, в основном викторианской эпохи, которые мы внимательно осмотрели, к удивлению смотрительницы. К четырем часам поля посерели. А затем и вовсе начало темнеть, и мы повернули обратно в Стамфорд. Неожиданно Катя рассмеялась:

— Вы видели, какое выражение лица было у той женщины, когда вы принялись расхваливать чучело шотландского тетерева?

Я улыбнулся:

— А как вы отчаянно флиртовали со стариком в кафе-кондитерской! Он чуть не начал приглашать вас к себе домой.

Фары встречной машины осветили ее улыбку.

— А смотрительнице Олд-Грэнди вы определенно понравились. Она постоянно хихикала, о чем бы вы ее ни спрашивали.

Мы поставили автомобиль у паба, нашли поблизости небольшой итальянский ресторан, где заказали бутылку вина, продолжая посмеиваться друг над другом. После пары бокалов я достал ксерокопии, которые читал вчера вечером.

— Вы, конечно, не забыли о существовании женщины Джозефа Банкса, которую он завел вскоре после возвращения из путешествия? Так вот, вчера мне удалось кое-что выяснить.

— Что?

— Ничего, кроме того, что во всех книгах о Банксе она будто существует между строк. О ней упоминают, но ничего конкретного не говорят. Неизвестно даже ее имя. Вот, прочитайте.

На первом листе был фрагмент биографии Банкса, написанной неким Хавлоком, относящийся к периоду после возвращения Банкса из кругосветного путешествия с капитаном Куком. Я отметил место, заинтересовавшее меня.

О личной жизни Банкса после разрыва помолвки с мисс Блоссет известно очень мало. Кажется, он был рад отложить мысли о браке и сконцентрировать всю энергию на своем научном призвании. Однако маловероятно, чтобы молодой человек, богатый и приятной наружности, мог полностью игнорировать прекрасный пол. Никого, видимо, не должны удивлять разговоры о любовнице. Журнал «Город и окрестности», бульварное издание, постоянно готовое публиковать пасквили на таких людей, как Банкс, пишет о некоей мисс Б-н, к которой, по предположению автора, Банкс был настолько привязан, что поселил ее в апартаментах на Орчард-стрит. Но какие бы слухи ни ходили, доказано, что у Банкса была какая-то связь, закончившаяся после 1774 года. К счастью, подобного рода приключения не отвлекали Банкса от его научной миссии…

— Надо же, научная миссия! — буркнула Катя. — Какой покровительственный тон. Кретин. Надеюсь, этого Хавлока самого никто из прекрасного пола не пытался отвлечь от его трудной работы?

Я усмехнулся:

— Маловероятно, насколько можно судить по этому скучному сочинению.

Она взяла второй лист, страницу из более поздней биографии.

Известно, что Банкс умер, не оставив после себя детей, однако, по некоторым утверждениям, его связь с мисс Б-н закончилась беременностью последней. Причем слухи по этому поводу не обязательно должны были быть злонамеренными. Это подтверждает письмо, написанное Банксу в 1773 году Йоханном Фабрициусом[4], который провел много времени за изучением его коллекции в 1770-е годы. «Мои сердечные поздравления и пожелания доброго здоровья обитательнице дома на Орчард-стрит. Кого она вам принесла? Впрочем, не важно. Если мальчика, он станет таким же умным и сильным, как его отец, а девочка будет такой же красивой и благородной, как мать». Тем не менее больше нигде нет упоминаний ни о матери, ни о ребенке, ни о том, чем закончилась эта связь. А то, что она к 1774 году закончилась, — в этом нет сомнений.

Катя отодвинула ко мне листки и вскинула брови:

— Есть ли где-нибудь ее портрет?

— Надо искать, — ответил я.

— Печальная история, — вздохнула она, — хотя, с практической точки зрения — я имею в виду птицу с острова Улиета — мы можем эту даму вычеркнуть из списка подозреваемых. Ведь она исчезла в 1774-м, а птица прибыла в Британию лишь через год.

Я наполнил бокалы.

— Но все равно немного грустно, что в истории не осталось даже ее имени.

Катя предложила тост:

— За разгадку тайн!

— И за находки! — добавил я.

В тот вечер мы оба изрядно опьянели. Вокруг нас столы постепенно заполнялись, зажгли свечи, где-то далеко во мраке пели медовые итальянские тенора. Время летело легко и незаметно. Вскоре Катя начала рассказывать о себе. Восемь лет ее семья провела в Лондоне, отец здесь преподавал. В Швецию вернулись, когда Кате было четырнадцать, и вскоре брак родителей распался. Года четыре после этого она бунтовала против них обоих — бросила школу, жила где попало.

— И что потом изменилось? — спросил я.

— Я изменилась. Когда мне было около девятнадцати. — Катя улыбнулась и пожала плечами. — Однажды я осознала: до чего же моя жизнь скучна и ничтожна. Начала ходить в библиотеку. Читала. Вначале говорила себе, что здесь просто тепло и легче пересидеть холодное время года, но на самом деле увлеклась. Читала даже ночью. Через неделю снова пошла в школу. А отцу написала длинное сердитое письмо, чтобы не думал, будто я его прощаю.