победителем за счет пилотажной фигуры, на Аорне неизвестной. Если бы не почувствовал, что со мной ведут нечестную игру, авиаторам Союза от меня б досталось на орехи. Но вовремя понял, что занял не ту сторону, потому и перелетел.

«Лубянку» зацепило признание про бой с их истребителем.

— Сбил на Рейнджере Дракона? Из рогатки, что ли?

— Можете проверить, — Максим назвал время и место падения самолета. — Мое положение не улучшится от признания, что я уничтожил ваш борт и убил пилота. Но тогда воевал на той стороне, а Драконы нас атаковали. Надеюсь, ты понимаешь разницу между противником и военным преступником?

— Лучше, чем ты думаешь, наемник. Сейчас проверим… — «Лубянка» надавил массивную кнопку коммутатора. — Старший майор! Мне нужна информация о потерях Драконов при налетах на Тангшер за последний месяц. Срочно. Жду. Так… Так… Та-ак! Причина катастрофы? Ясно, — он отпустил клавишу. — В названный тобой день и время Дракон упал у линии фронта, летчик не успел выйти на связь. Причиной стала техническая неисправность — так записано в документах. Хочешь приписать себе случайно погибший самолет?

— Никак нет, господин генерал. Я зашел снизу, с задней полусферы, отключив радарный прицел и автоответчик свой-чужой. Меня не могли обнаружить. Обломки лежат на территории Союза. Поручите их проверить и узнаете, что причиной падения стали дырки от пушек Рейнджера.

— И это проверим! — тон «Лубянки» не предвещал ничего хорошего.

— Меня будут судить, если подтвердится? — спросил Максим.

— Стоило бы, — хмыкнул «Лубянка». — Но мы не казним, если нет факта военного преступления. За твои художества полагается срок, а не расстрел. Ведь ты наемник. Но проще не тратить время на судебную волокиту, а отправить тебя в лагерь для военнопленных. Может, обменяем на кого-то из наших, уроды обрадуются заполучить летчика, угнавшего их самолет к противнику.

— Там меня убьют… Господин генерал, нет ли иного варианта? Скажем, служба в гражданской авиации?

— Может, сразу пост министра? — «Лубянка», похоже, еще не решил, как относиться к перебежчику — считать его неожиданным козырем в играх с противником или мелким недоразумением. — Допустим, что ты не лжешь. Я вправе передать тебя в распоряжение учебного центра. Расскажешь нашим пилотам, как бить Рыцарей.

«Очень, очень щедрое предложение!» — взволновался Максим. Летная работа. По крайней мере, связанная с небом. Как в том анекдоте: уборщик туалетов аэровокзала не увольняется потому, что не хочет расстаться с авиацией. Но детали следует уточнить.

— И каков будет мой статус? Перебежчик? И мне будут плевать в брауш, как сегодня сделал конвоир?

— Конвоира накажу, — пообещал Лубянка. — Не за ненависть в тебе — тут он прав, а за отношение к военнопленному. Мы — не Коалиция, и стремимся соблюдать законы войны. Сколько ты налетал на своей планете?

— Около шестисот часов. Кроме того, занимался на симуляторах, дающих представление о самолетах других типов. У нас они не чета вашим — имитируют полет почти как в реальности.

— Это уже что-то… Давай так, Макш. Делаем тебе легенду, что ты — высококлассный специалист по иностранной, в том числе инопланетной авиации. Происхождение, гражданство, военная биография строго засекречены. Срок работы месяц, потом все равно в лагерь. Но, если постараешься, получишь ссыльнопоселенца, то есть право жить не под конвоем. В лагере военнопленных ты не выживешь. Когда узнают, что к нам перелетел, а они узнают обязательно, то придушат потихоньку. Там кашпиррцы с промытыми мозгами верховодят.

— Ты не оставил мне выбора.

— Выбор есть всегда, — не согласился генерал. — Мы даем тебе возможность компенсировать нанесенный вред. Здесь не только смерть нашего пилота. Ты помог панкийцам заменить погибшего Борюша. Его смерть в бою славят в СМИ. В Панкии объявлен сбор средств в помощь авиации, создан фонд его имени. Полагаю, что немало соберут и тем самым причинят немало трудностей Союзу. Так что постарайся, Макш с Земли.

— Хорошо! — сказал Максим.

— Договорились. А еще скажи спасибо аэродромным обормотам — тем, которые тебя отделали. Ты получишь отпуск, чтобы рожа поджила. Роскоши не обещаю, но условия, как у офицера. Ну, а дальше будет видно…

Конвой отвел его в ту же комнату. Сев на табурет, Максим осторожно тронул щеку. Обезболивающее давно утратило свое действие. Заплывший глаз по-прежнему болел и практически ничего не видел.

Но в щелочку между разбухшими веками начал просачиваться свет. Вместе с ним — и надежда на перемены к лучшему.

Глава 9

Суета, связанная с исполнением его миссии, не позволила Максу разузнать побольше об Аорне — банально не хватило времени. Пришло время наверстать. Ведь планету, как и Землю, населяли разные народы. О Хеймишене, небольшой стране на окраине Союза, он узнал только в самолете. Сопровождавший его подофицер ВВС сунул туристический проспект, но тот дал лишь общее представление об этом государстве, и, скорей всего, что приукрашенное. Горцы, но отнюдь не джигиты и джигитки, улыбались в камеру, чуть не лопаясь от счастья. Наверняка такие же брошюрки отпечатаны про столицу Кашпирра. Только в них нет упоминания о вопиющей нищете трущоб и преступности в окраинных кварталах.

Хеймишенцы отличались от гардарцев. И разрезом глаз, подобным азиатскому, чистой белой кожей и очень светлыми, чуть ли не альбиносными волосами. Голубоглазые девушки так призывно щурились, что от взгляда на их портреты рождались похотливые мысли.

Конечно, Макс в нынешнем состоянии мало подходил на роль Дон Жуана. Чтобы шрамы украшали разбитую мужскую физиономию, минимум должны пройти следы побоев. А поскольку после встречи на авиабазе минуло лишь полтора суток, фингал на левом глазу и гематома на щеке от приклада все еще цвели неувядаемыми оттенками синего и лилового.

Из-за этого изготовление удостоверения личности, заменявшего здесь паспорт, заняло больше двух часов. Фотограф исхитрился отзеркалить и совместить целые участки лица — правый глаз и левую щеку, затем сфотографировать склеенное фото и напечатать новое — уже для документа. Не только Фотошоп, но и самый примитивный Пэинт облегчил бы задачу многократно. Зато вписанный в удостоверение мужчина по имени Макш на этой фотографии выглядел примерно как оригинал — в перспективе после излечения.

В какой мере сопровождавший был осведомлен о личности и будущей планиде подопечного, Макс не знал. В полете они обменялись лишь несколькими фразами.

На паспортном контроле узкоглазая девица, весьма похожая на соотечественниц из буклета, сравнив безупречное лицо в документе с предъявленным к осмотру, удивленно вытаращилась.

— Пассажир со мной! — оповестил ее подофицер, после чего Макс немедленно получил в удостоверении необходимую отметку. Как видно, авиаторы Союза, пусть даже в невысоком звании, здесь пользовались авторитетом.

Такси у аэропорта были в основной массе не сильно свежими машинами, но и близко не напоминали сухопутный дредноут доисторической эры, послуживший для прогулки по улицам Шардаша. Автомобильчик шустро помчал их в горы, минуя довольно крупный город, видневшийся в долине.

Водитель включил радио. Передавали какое-то ток-шоу. Максим с досадой обнаружил, что понимает не более трети слов. Не факт, что правильно. И пусть. Зато за языковым барьером он спрячет незнание Аорна и, в частности, Хеймишена.

Красивая страна. Тепло, но не так иссушающее жарко, как на бетоне Тангшера. А в Гельбе — холодрыга. По причине отсутствия кондиционера водитель опустил стекла. Врывавшийся в салон воздух был напитан ароматами неизвестных растений, и даже запахи выхлопа, перемешанные с испарениями от дорожного полотна, не могли испортить приятные ощущения.

— Курорты Хеймишена любят за горный воздух? — спросил Максим у спутника.

Подофицер посмотрел с изумлением, будто Макс сморозил глупость. Или неудачно пошутил.

— За воздух — тоже. Но больше — за отношение к нам. Местные боготворят летчиков Союза. Увидишь. Девушкам не давай больше пяти тысяч. Как правило, хватит и двух. Держи на расходы и распишись в квитанции.

Пять тысяч — это много или мало? Белорусскими рублями до деноминации — совсем не много. Потом они превратились в пятьдесят рублей. А пять тысяч зарплаты новыми — за пределом мечтаний военного летчика.

Макс взвесил в руке бумажный кирпичик. В пачке сверху лежали купюры номиналом в двести тысяч и миллион. Внизу от десяти до сотни тысяч. Все — с самолетами на фоне гор и мужественными лицами узкоглазых летчиков.

Несколько миллионов сразу пришлось отдать за проживание и питание.

— Вы летчик Союза? — расцвела мадам на рецепции, кидая многообещающие взгляды, правда, не на Макса, а на подофицера.

— Я здесь по направлению штаба ВВС, — напустил туману Максим. Не объяснять же портье, кто он есть на самом деле.

В одном из фильмов про Джеймса Бонда главный герой прошел к стойке рецепции босой и мокрый, в одних плавках,