Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь понятно почему – она ведь еле живая. Бедняжка! Неужели с ней каждое полнолуние так случается?
Ларсену всегда казалось, что в лунном свете есть какое-то волшебство, особая сила…
И, пожалуй, сила эта была пугающей. Но впервые он видел, чтобы на кого-то эта сила действовала вот так, практически лишая жизни.
Не зная, чем помочь бедной птице, Ларсен уложил её на лежанку рядом с собой. Она безвольно уронила голову, слегка раскрыла крылья и замерла.
Ларс бережно поглаживал мягкие перышки, чувствуя лёгкую дрожь под своей ладонью. Лучше дайане не становилось, но, к счастью, и хуже тоже.
Оллье убедил себя в том, что помочь он всё равно не может, сколько бы ни сидел рядом. И он наконец-то занялся собственным ужином. Правда, при взгляде на бедную полуживую птаху, у него кусок в горле застревал. Трапезу Ларсен закончил быстро.
На сердце становилось всё тревожнее. Кое-как ему удалось напоить птицу. Пищу она по-прежнему брать отказывалась, как он ни старался ей подсунуть немного ягод на ладони.
В конце концов, взмолившись к богам, чтобы помогли пережить им обоим эту ночь, а бедной синей птице послали выздоровление, Ларсен подложил под голову дорожный мешок, растянулся на лежанке, придвинув ближе дрожащую птаху, и уснул, чувствуя боком её тепло.
***
Проснулся Ларсен он странного ощущения в руке. Больно не было. Так… скорее покалывание или щекотание… Так бывает, когда во сне отлежишь себе что-нибудь.
Прокатившись от кисти до плеча, мурашки переползли дальше, щекоча грудь и левый бок. Ларсен наконец сообразил открыть глаза… И подскочил с криком.
Птицу, лежавшую рядом с ним, окутывало мерцающее серебряное сияние. Её всегда словно окружала таинственная светлая дымка. Но сейчас это облако блистало ярко, как луна в небе. Свет, расползаясь вокруг, касался и самого Ларсена – вот от этого по телу пробегали невидимые «иголочки».
Ларс отодвинулся чуть в сторону, совершенно растерявшись. Он не понимал, что происходит, не знал, можно ли чем-то помочь дайане, и даже не понимал, нужно ли помогать.
Может быть, это сияние признак того, что птица выздоравливает. Сейчас она уже не выглядела такой измученной.
Дайана приподнялась на лапках, взмахнула мерцающими крыльями, как человек, потягивающийся после сна. Ларс испугался, что сейчас она снова попытается улететь, и это снова обернётся бедой. Но птица не пыталась удрать.
Сияние вокруг её тела ширилось и росло, слепило глаза так, что Ларсену стало мерещиться, будто и сама дайана растёт вместе с этим сгустком лунного света, и даже меняет облик.
Длинные острые перья, окаймлявшие крылья, стали похожи на тонкие пальчики, исчез клюв, посветлели перья, растворяясь в сияющем серебре. И вот уже рядом с Ларсеном на его лежанке, раскинув руки и глядя прямо в небо, оказалась… дева неземной красоты.
Действительно неземной. Он смотрел изумлённо на эту сказочную красоту и глазам своим не верил, и не только потому, что её тут быть не могло.
Просто в жизни своей Ларсен никогда не видел ничего столь же прекрасного.
Она всё ещё сияла, и в этом льдистом серебре её фарфоровая кожа словно светилась изнутри. Ларсен сглотнул невольно, не в силах отвести взгляд от юного, совершенного и… полностью обнажённого тела.
С трудом заставив себя поднять взгляд выше двух пышных молочно-белых полушарий, увенчанных нежными розочками сосков, Оллье зачарованно разглядывал изумительные черты лица и обрамлявшие его дивные локоны. Словно лунный свет превратился в тончайшие шёлковые нити и стекал сейчас по её мраморным плечам.
А глаза – они почти не изменились – всё та же бирюзовая морская глубина, и звёздное серебро мерцает на дне.
А ещё через мгновение сияние вихрем закружило вокруг этого волшебного создания, и, к великому сожалению Ларса, соблазнительные прелести красавицы исчезли под небесно-синей шелковистой тканью. Теперь прекрасная дева была облачена в не менее прекрасное синее платье, утончённое, лёгкое, открывавшее плечи, с глубоким декольте. Платье мерцало в ночи, как звёздное небо, а юбку украшала бахрома из синих перьев. Они завораживающе колыхались от любого даже самого слабого дуновения ветерка.
Серебряное облако взметнулось к небу. Магия полной луны сделала своё дело и исчезла.
Дайана приподнялась и села, растерянно оглядываясь по сторонам.
Ларсен застыл рядом, смотрел на неё и… кажется, он даже моргать позабыл, не говоря уж про дышать. Взгляды их встретились, и Ларс утонул в этой серебряно-морской бездне.
Словно под действием чар потянулся к ней, сам не зная зачем…
Так хотелось коснуться этого дивного создания, пусть даже на одно мгновение, просто коснуться, просто убедиться, что он не спит, не околдован, не…
Маленькая лилейно-белая рука взлетела молниеносно. Одно стремительное движение, как взмах крыла. И…
Звонкий хлопок пощечины, казалось, разлетелся по лесу даже раньше, чем жгучая боль опалила левую щёку Ларсена.
***
А приложила она знатно, от души. Хлёстко, наотмашь и… весьма болезненно.
Скулу словно пламя лизнуло. Даже зубы заныли. И слегка зазвенело в голове.
А ещё… как-то обидно стало. За что, собственно?
Впрочем, удар пошёл на пользу – отрезвил мгновенно, словно все эти лунные чары развеялись, вернулась ясность мыслей.
И когда изящная ладонь взвилась как змея, чтобы атаковать ещё раз, Ларс уже не растерялся и перехватил тонкое запястье.
Но «птичка» и не думала сдаваться, зашипела, как рассерженная кошка.
Взметнулась вторая рука…
Острые девичьи ноготки явно целились ему в глаза. Оллье поймал и левую ладонь, пытаясь угомонить девицу. Но та вырывалась, брыкалась отчаянно, пытаясь дотянуться до Ларсена ногтями и даже зубами.
Вот уже никак не ожидал Оллье от этой волшебной девы – такой сказочной, воздушно-нежной, нереальной, хрупкой и утончённой – столь бешеного нрава и звериной озлобленности.
Конечно, шансов на победу у девицы не было – куда с такими тонкими ручками и птичьими косточками бросаться на взрослого сильного мужчину. Ларсен скрутил её в два счёта, но дайана продолжала рваться из его рук и извиваться змеёй.
В итоге этой возни ей удалось опрокинуть Ларсена навзничь.
Приложившись о землю ещё не зажившей окончательно спиной, Ларсен взвыл от боли, втянул воздух сквозь зубы и разозлился уже по-настоящему. Дернул дайану на себя, стиснул ещё крепче, перевернулся и прижал эту сумасшедшую к земле.
Но теперь она сердито сопела ему в шею и так хищно клацала зубками, что Ларсен предусмотрительно отстранился. Девица продолжала дергаться и пытаться его сбросить.
– Эй, уймись, уймись, безумная! – попытался утихомирить её Ларс, но она не слушала.
И не сдавалась, словно дикий зверь, угодивший в
