Еврибиад, столкнувшись с греческими навархами у своей палатки, по их лицам и голосам сразу понял, что эти люди объяты лишь одним желанием: поскорее сесть на корабли и бежать от Саламина!

Тут же возле палатки собрался стихийный военный совет.

Афинские навархи убеждали своих союзников не бросать на произвол судьбы многие тысячи афинян, укрывшихся от персов на Саламине. Афинян поддерживали мегарцы, поскольку побережье Мегариды соседствовало с островом Саламин с запада. Мегарцам, как и афинянам, просто некуда было отступать.

Командиры пелопоннесских кораблей никого не желали слушать, настойчиво требуя от Еврибиада, чтобы тот отдал приказ об отходе эллинского флота к Истму. Основным доводом пелопоннесцев было то, что в случае неудачной битвы с персами в Саламинском проливе греки будут окружены превосходящими силами варваров и уничтожены.

Особенно рьяно настаивал на отступлении Адимант.

Когда Фемистокл потребовал слова, то Адимант заявил ему: мол, человеку, не имеющему своего города, не следует уговаривать тех, у кого он есть, бросить отечество без защиты.

Сказанное Адимантом привело Фемистокла в ярость.

– Негодяй! – гневно промолвил он, обращаясь к Адиманту. – Да, афиняне оставили дома и храмы, не желая попадать в рабство к персам. А город у нас есть, он больше всех городов в Элладе – это двести триер, которые стоят у Саламина. Если вы хотите искать спасения, то спасение наше в битве, а не в бегстве. Варвары были разбиты нами при Артемисии, не устоять им против нас и при Саламине!

Среди криков и споров Еврибиадом овладело состояние тягостного раздумья. Он был полон сомнений и страха совершить роковую ошибку, которая разом перечеркнет все его недавние успехи.

Объявив военачальникам, что ему нужно все обдумать, Еврибиад скрылся в палатке. За ним увязался Филохар.

Еврибиад невольно всматривался в черты лица Филохара, вслушивался в его голос, стараясь понять, чьи интересы он отстаивает, свои собственные или Адиманта. Слушая Филохара, Еврибиад досадливо хмурил брови. Филохар молвил ему, что решающее сражение в этой войне с персами неизбежно произойдет на суше, поэтому им обоим глупо погибать в морской битве у Саламина. Лучше отступить к Истму, где у эллинского флота есть надежное укрытие – коринфская гавань Кенхреи.

Не морская битва страшила Еврибиада, а бесславная гибель. Еврибиад был честолюбив, но это было не жалкое честолюбие выскочки вроде Филохара, а благородная страсть человека, который стоит на вершине и намерен остаться там.

После мучительных колебаний Еврибиад вышел из палатки и отдал приказ навархам готовить корабли к отступлению от Саламина.

Сказанное Еврибиадом вызвало взрыв радости среди пелопоннесцев, а также среди эвбеян и левкадцев. Афиняне и мегарцы стояли, поникнув головой.

Вдруг от группы афинских военачальников отделился Мнесифил, который, обращаясь к Еврибиаду, громко произнес слова Гектора из «Илиады»:

Наградив Мнесифила холодным взглядом, Еврибиад удалился в палатку, не прибавив больше ни слова.

Отплытие флота было назначено на следующее утро.

После вечерней трапезы Еврибиад отправился к стоянке спартанских триер, чтобы самому убедиться в их полной готовности к походу. Там-то его и разыскал Фемистокл.

Еврибиад был не настроен спорить с Фемистоклом, поэтому он довольно резко прервал его, едва тот опять заговорил о необходимости сражения с персами у Саламина.

– Фемистокл, на состязаниях бьют палкой тех, кто выбегает раньше поданного знака! – сказал Еврибиад.

– Однако и того, кто остается позади, не награждают венком, – не задумываясь, ответил Фемистокл.

Видя, что Фемистокл не собирается уходить, рассердившийся Еврибиад схватил палку и замахнулся ею на афинянина.

Фемистокл не двинулся с места и не заслонился рукой, бросив твердым голосом:

– Бей, но выслушай!

Удивившись такой выдержке Фемистокла, Еврибиад позволил ему говорить.

В этой речи Фемистокл пригрозил Еврибиаду, что, если тот уведет греческий флот к Истму, тогда и афинские корабли здесь не останутся. Афиняне вместе с женами и детьми отплывут в италийский город Сирис, где давно живут переселенцы из Аттики.

– А вы, спартанцы, можете сражаться с персами где вам угодно, но вряд ли вы одолеете варваров, лишившись таких союзников, как афиняне! – такими словами Фемистокл завершил свою речь, полную горечи и гнева.

Угроза Фемистокла подействовала на Еврибиада ошеломляюще. Его словно вдруг окатили с головы до ног холодной водой. Еврибиаду было совершенно ясно, что без афинян спартанцам и их союзникам не разбить флот Ксеркса ни у Истма, ни где бы то ни было. Да и на суше спартанцам без афинян придется туго.

«Если афиняне отплывут в Италию, то в ослаблении нашего флота обвинят не Адиманта и не Филохара, а меня, – вертелись мрачные мысли в голове Еврибиада. – За все неудачи спрос будет с меня как с верховного наварха. Леонид не убоялся принять неравный бой с персами в Фермопилах, заслужив громкую посмертную славу. Последую и я доблестному примеру Леонида. Пусть остров Саламин зазвучит так же громко для наших потомков, как и Фермопилы!»

Призвав глашатая, Еврибиад велел ему обойти все эллинские корабли и объявить во всеуслышание, что морское сражение с персами все-таки состоится у Саламина.

Услышав зычный голос глашатая, проходившего мимо палаток коринфян, Адимант чуть не поперхнулся вином, которым он угощался в кругу своих друзей и единомышленников. Гостями Адиманта в этот поздний час были эгинец Поликрит, левкадец Пифокл и Антимах, наварх амбракийцев. В шатре Адиманта горели масляные светильники и стоял стол с яствами.

– Клянусь Зевсом, я ничего не понимаю! – сердито проговорил Антимах. – Два часа назад Еврибиад повелел нам готовиться к отплытию с Саламина. Теперь же звучит новый приказ Еврибиада: флоту быть готовым к битве с варварами. Что происходит?

Взгляд темнобородого Антимаха метнулся к Пифоклу который недоумевающе пожал сутулыми плечами. Поликрит тоже ничего не ответил Антимаху, поскольку его рот был забит жареным мясом.

– Клянусь Аидом, друзья, я знаю, в чем тут дело! – Адимант со звоном поставил чашу на низкий стол, расплескав вино. – Уверен, это благодаря проискам Фемистокла Еврибиад передумал отступать от Саламина. Фемистокл, хитрая лиса, сумел уговорить Еврибиада, оставшись с ним наедине. – По сочным красивым устам Адиманта промелькнула ядовитая усмешка. – Недаром афиняне дали Фемистоклу прозвище Одиссей Хитроумный.