Не обращая внимание на разгорающуюся «собачью свалку», немецкие бомбардировщики идут и идут к цели — осталась пара минут…

Они — ничего не боятся!

Первые сбитые немецкие летчики подтвердили — им было достоверно известно, что зенитные орудия «Иванов» стрелять не будут! Так оно и было — в Белостоке, Минске, Киеве…

Звучит вагнеровский «Полет валькирии».

Довольные, самоуверенные лица убийц Ковентри, Варшавы, Роттердама…

Готовые разить унтерменшей.

Абсолютно ничего не боясь.

С абсолютно безопасной высоты.

Первый секретарь обкома партии товарищ Тупицын (он же член Военного совета Армии, диввоенкомиссар), выглядывая в окно на грозное небо, отчаянно кричит в трубку:

— Штаб ПВО? Ты, пиздюк, почему не стреляешь?!! Сейчас ведь они все тут разнесут к ебеням!!

Это же время.

Штаб 218-го отдельного дивизиона ПВО

У телефонного аппарата стоит высокий, светловолосый, голубоглазый командир РККА (выглядит как истинный ариец с немецкого плаката).

— Этто нэ пиздюккк. Этто полковник Сирмайс, — «истинный ариец» отвечает Тупицыну в трубку городского телефона солидно, неторопливо и весьма обиженно. — А стрелятть нам ещще ранно… Они ветть ещще нне на поевомм ку-у-у-уррсе… По-мое-е-ему. А фот сейчасс, нафе-е-е-рное, уше мо-о-ожно. Все, стреляю… — И совершенно спокойно, как на полигоне, командует в трубку полевого телефона: — Огоннь!

Перед кабиной головного «юнкерса» мгновенно вспыхивает огненное облако разрыва, и сквозь пластик в нее с воем влетает туча раскаленных убойных осколков.

«Полет Валькирии», истошно взвизгнув, переходит в «Полет шмеля».

Остальные бомбардировщики, потеряв ведущего, шарахаются в разные стороны и сыпят груз на кого ни попадя — так, что бомбы летят и за Буг, на немецкие головы…

Хорошо стреляет полковник Сирмайс, черт нерусский. Профессионал.

…Замначальника ПВО Округа, верный соратник замученного кровавосталинской гэбней борца за демократию троцкиста-интернационалиста Алксниса, приставив пистолет к виску полковника Сирмайса, заставляет его ЗАПРЕТИТЬ батареям открывать зенитный огонь.

«Двадцать второго июня

Ровно в четыре часа —

Киев бомбили, нам объявили,

Что началася война…»

22 июня 1941 года. 04 часа 00 минут.

Аэродром Высокое

Полк уже почти взлетел — выстроившись в круг над летным полем, дожидается последних.

На земле, разбегаясь, взлетают наконец оставшиеся, их всего несколько машин, пара звеньев…

Вот очередной И-15бис, кажется, готов уже оторваться от полосы… И в этот момент прямо перед самолетом вспухает огненный разрыв! Машина капотирует и, разваливаясь на куски, вспыхивает как солома…

В тот же миг все летное поле покрывают черные султаны взрывов… Все же есть у немцев ахиллесова пята — видели же они, что русские самолеты взлетают, а стрелять начали ровно точно по графику… минута в минуту.

«Орднунгунд бефель, айне колонне марширет…» — против великой русской ИМПРОВИЗАЦИИ…

А так бы весь полк могли накрыть! И ведь чуть-чуть не накрыли…

Васильев покрывается холодным потом — и все ему кажется, что во вспыхнувшем самолете — горит он сам…

Но что же теперь делать?

Воздух — свободен! Все дороги открыты! На Северо-Востоке — Кобрин, и благодарность начальства — ведь он спас фактически свой полк от напрасной гибели!

На Западе, за линией границы, — громящие Высокое позиции немецкой артиллерии и строжайший приказ начальства — границу не перелетать!

И нагло кружащий за рекой немецкий разведчик-корректировщик… немцы явно ЗНАЛИ, что русские границу пересекать не будут!

Внизу, под крылом, — аэродром, где сейчас на глазах потрясенных друзей заживо горят не успевшие взлететь его сынки-летчики, девятнадцатилетние сержанты…

Что ты выберешь, майор?

Васильев на секунду смежил глаза… и снова перед ним встает проклятое, навек оставшееся в памяти огненной меткой 14 июля 1939 года… день боли и бессильного гнева. Как будто вчера это было! И снова, как в кошмарном сне, повторяется уже сегодня!

Пылающее небо ХалхЫн-Гола…

Как вы думаете, испугается трибунала человек, который и самураев-то не боялся?

Вот то-то и оно.

Васильев широко, многообещающе улыбается хищной волчьей улыбкой и, покачав крыльями — делай как я! — дает ручку от себя…

Возмездие на немецкие батареи пришло скорое и неотвратимое.

По дороге заодно, играючи, смахнули с неба заметавшийся было в панике надоедливый немецкий «костыль» — корректировщик «хеншель»… потому что нехер! Разлетался тут, понимаешь, каракатица, как у себя дома!

Через десять минут БОЕВОЙ штурмовой полк ложится на курс к Кобрину…

Впереди летит изрешеченный немецкими малокалиберными зенитками, но живучий командирский И-153 с гордой надписью кармином на простреленном правом борту: «За ВКП(б)!»

22 июня 1941 года. 04 часа 02 минуты.

22-я танковая дивизия. Южный военный городок

Из всех танковых соединений РККА этой дивизии повезло меньше всех…

Расположенная прямо на берегу Буга, в трех-четырех километрах от границы, она находилась в пределах досягаемости всех артиллерийских систем немецкой армии, до легких пехотных орудий включительно.

Небо вспыхнуло светло-красным…

Бесчисленные всполохи взрывающихся снарядов всех калибров сделали уходящую ночь светлее, чем день. Адский грохот заполнил землю — и она дрожала, как в лихорадке.

Большие деревья, окаймлявшие Буг, сгибались вперед и назад в дикой судороге, терзаемые ударной волной.

В техпарке дивизии бушевал огненный шторм. Автоцистерны и грузовые автомобили, стоявшие на открытых площадках, сливали языки пламени в огромном погребальном костре.

Вспыхнули, а потом рванули склады ГСМ.

В боксах и на стоянках загорались танки и боевые машины.

Перед казармами лежали сотни людей — убитые, раненые, контуженные… Крики, стоны, плач… Истекая кровью, искалеченные люди напрасно просили о помощи…

22 июня 1941 года. 04 часа 03 минуты.

Берег Буга

В ивняке — замаскированные танки капитана Басечки — дежурный, загодя выведенный из расположения части батальон. Все, что осталось от целой дивизии…