Кучер этот тупоголовый… дорогу спутал. Пришлось бежать, дабы успеть застать тебя, а то потом ищи тебя по всему Петрограду. Вот высеку кучера на конюшне. Будет знать бестолочь. И ты тоже бестолочь пустоголовая. На кой шут папеньку задираешь? Он в гневе обещал тебе башку свернуть, как курёнку. А мачеха ему поддакивала и Поль тоже подпевал.

— А ты чего? Подпевал? — насмешливо спросил я, изогнув левую бровь.

— Я? Не твоего ума дело, — огрызнулся парень и сердито добавил: — Чего тебе не сиделось на месте? Обещал же, что не будешь голову высовывать, а сам попёрся в этот кинематограф. Вот невестушка твоя бывшая всё и доложила отцу. Благо что он не прознал о том, что мы встречались у ресторации. Марфа Фёдоровна, умница моя, молчит, лишнего слова не говорит. Один ты бедокуришь. Ещё и решился с самим Пацци стреляться. Совсем дурной стал. Жаль, что дуэль не состоялась. Он бы тебя наверняка застрелил, и всем бы легче стало жить, прости меня, господи.

Лебедев суетливо перекрестил, глянув в небо наигранно молящими глазами. И в этот же миг среди туч сверкнул росчерк молнии, а затем, точно из гигантской пушки, бабахнул гром, перепугав голубей, бродящих по площади. Они захлопали крыльями, взлетели и понеслись к крыше ближайшего особняка.

— Не прощает, — ехидно сказал я и растянул губы в усмешке.

Глава 10

Васька приподнял цилиндр и вытер лоб носовым платком, извлечённым из кармана пальто, а затем пробурчал:

— Много ты знаешь, когда Бог прощает, а када нет.

— Ладно, не будем вести религиозный диспут. Лучше прохрюкай… ты для чего на встречу явился? Для того чтобы угрожать мне? Так засунь свои угрозы в задницу хоть себе, хоть папеньке своему, хоть Марфе Фёдоровне. Мне нужна конструктивная беседа.

Лебедев мигом покраснел, как помидор. Его зенки принялись метать злые молнии, а губы искривились, словно он пытался устрашить меня видом своих жёлтых клыков. Однако парень сумел взять себя в руки.

Он несколько раз глубоко вздохнул и прошипел:

— Тебе не вывести меня из себя, подлец.

— Точно? Раньше ведь получалось. Или теперь ты стал игрушкой Поля и начал держать свои эмоции в узде, дабы тебе не прилетело от мачехи? О! Вижу по выражению твоих глаз, что попал в цель! Ну и как тебе на моём месте? Нравится терпеть выходки этого мелкого урода?

— Заткнись! — рыкнул он, запыхтев, как паровоз. — Не для того я явился сюда, чтобы выслушивать твои мерзкие речи, а дабы передать последнее предложение папеньки. Он готов дать тебя пять тысяч рублей, лишь бы ты исчез из столицы. В противном случае пеняй на себя. Игрушки кончатся. Он настроен решительно. Может и отправить тебя на тот свет. Ты у него глубоко в печёнках сидишь.

— Скажи своему папеньке, что время угроз прошло. Расстановка сил изменилась. Мой настоящий отец послужит мне хорошим защитником.

— Какой ещё настоящий отец? — насторожился старший брат Никитоса.

— А ты узнай какие нынче слухи ходят в высшем свете, — усмехнулся я. — Узнай-узнай и передай Лебедеву, что узнаёшь. Да ещё скажи ему, что я в субботу телефонирую в ваше поместье. Пусть он будет готов говорить со мной, и говорить с почтением.

— Что ты мелешь? — выгнул брови парень. — Совсем рехнулся?

— Эх, братец, ты так сильно отстал от жизни, что даже боязно за тебя, — подмигнул я ему, развернулся и двинулся прочь.

— Постой! — ударил в спину возглас Василия. — Я ещё кое-чего тебе должен передать. Дядюшка наш, точнее мой, что по отцовской линии, совсем занемог. На ладан дышит. Лекари говорят, что он вот-вот преставится. Ты ежели желаешь, то можешь попрощаться с ним. Он ведь по-доброму к тебе, змеёнышу, относился. И он не ведает, что ты не нашего семени, так что можешь навестить его.

— Навещу! — бросил я через плечо, пнув память Никитоса. Да, дядюшка, действительно имелся, старший брат Лебедева. И он реально вполне хорошо относился к Никитосу, играл с ним и рассказывал о дальних странах, в которых много раз бывал. Да, с таким человеком и правда надо попрощаться. Думаю, в субботу и съезжу к нему.

Пока же я специально потопал к выходу с площади, дабы Лебедев не увидел, где нынче находится моё местожительство. И ещё немного поплутал по соседнему кварталу и лишь затем вернулся на площадь. Васька уже пропал, как впрочем и остальные горожане. Последних напугала непогода. Небо всё чаще разрезали огненные нитки, грохотал гром, а затем тучи изрыгнули тонны воды. И я со всех ног помчался к доходному дому, чувствуя, как шустро промокает одежда и начинает неприятно липнуть к телу словно холодные щупальцы какого-нибудь океанского чудовища.

В парадную я влетел мокрым с ног до головы и сразу же ринулся в свои апартаменты, где с блаженством улёгся в горячую ванну. Тёплая вода быстро прогрела меня до самых костей, вернув мысли на рабочий лад. Итак, хренов Лебедев устами своего сына снова хотел выгнать меня из города. Ну, в принципе, предсказуемо. Однако, что он будет делать теперь, когда узнает, что я «внебрачный сын» Врангеля? Большой вопрос. Но скоро я получу на него ответ. А пока же я покинул ванную, расчесал волосы черепаховым гребнем и отправился в спальню, ведь мне вставать завтра ни свет ни заря.

Войдя в спальню, я плотно зашторил окна, за которыми вспыхивали молнии. Надеюсь, дождь продлится недолго, а то мы с Кондратьевым охренеем выкапывать цыганку из жирной, напоенной влагой земли. И именно с этой мыслью я уснул под канонаду грома.

Утро же для меня началось в половине пятого. Блин, как спать-то хочется! Рот кривился в богатырских зевках, а мозг лихорадочно искал веские причины, которые позволили бы мне остаться в кровати, но таковые не обнаружились, поэтому я с кряхтением принялся собираться. А одевшись, вышел вон, успев заметить донельзя удивлённый взгляд Цербера. В нём читалось, что кожаный мешок совсем тронулся умом, раз в такую рань встаёт.

В парадной было на удивление тихо. Из-за дверей не доносились звуки человеческого быта, а внизу, на первом этаже, свесив голову на грудь, дремал усатый портье, восседавший на высоком стуле. Я тихонько прошёл мимо него и выбрался на площадь. Тут тоже оказалось тихо-тихо. Город ещё спал, а утренние сумерки смешались с густым молочно-серым туманом. Но хорошо хоть