— Аркадий Борисович, не изволите ли передать сударю Морозову, что я великодушно принимаю его извинения?

— Всенепременно п-передам. Хорошего вам д-дня, сударь.

Сутулый удалился, а я сунул в карман листок с извинениями. Пусть останется на память или послужит доказательством, а то мало ли что…

Внезапно сидящий по соседству студент вежливо и с улыбкой в голосе произнёс:

— Никита Алексеевич, простите, что вмешиваюсь, но меня прямо-таки разбирает любопытство. Я не нарочно услышал ваш разговор с этим сударем и сделал вывод, что вас лишили уже второй дуэли…

— Верно. Лишили. А вы хотите предложить мне третью дуэль? — приподнял я бровь, а потом со смешком добавил, заметив бледность, появившуюся на щеках любопытного парня: — Не принимайте близко к сердцу, сударь. Это я так изволю шутить.

— Смешно-о, право слово, — промычал неизвестный и более со мной не разговаривал.

И он даже не смотрел в мою сторону на всём протяжении лекции. Ну и шут с ним. А вот Ядвига порой поглядывала на меня, причём весьма задумчиво, словно прикидывала: поговорить со мной или нет. Но после окончания лекции она ко мне так и не подошла. И даже после следующего занятия полька так и не соизволила поговорить со мной, хотя явно страстно желала этого. А я не стал делать первый шаг. Наступил на горло своему любопытству и с гордо поднятой головой покинул университет.

На улице к этому моменту распогодилось. Светило солнце, пропал туман, а на подсохших улицах осталось заметно меньше луж. В иной раз я бы прогулялся, наслаждаясь, возможно, последним чудесным деньком, но сейчас мне было не до праздных прогулок.

Я поймал таксомотор, и тот шустро отвёз меня на площадь Восстания магов. До встречи с Кондратьевым оставалось ещё несколько часов, так что я решил провести их с пользой. Плотно пообедал в трактире, а в своих апартаментах потренировал магические способности и приказал служанке подготовить к выходу в свет мою одежду. Она справилась на пять с плюсом, поэтому, когда стрелки часов показали шесть часов вечера, я вышел из доходного дома при полном параде. На меня даже пару раз восхищённо посмотрели дамы, проходящие мимо. Мне сразу же ещё меньше захотелось умирать.

Кондратьев, как и планировалось, обнаружился около каменных магов, навсегда застывших в схватке. Он тоже вырядился так, словно собрался свататься минимум к графине. Где он только взял деньги на все эти шмотки? На голове цилиндр, на ногах лакированные штиблеты, а на плечах изысканный фрак с красным кушаком, обхватывающим талию. Парень нетерпеливо прохаживался, постукивая о брусчатку тросточкой с серебряным набалдашником. И весь его вид говорил, что он птица высокого полёта.

— Тебя не узнать! — непритворно изумился я, подойдя к Рыжику. — Ты снял одежду с герцога?

— Хорошая идея. Жаль, она не пришла мне в голову, — усмехнулся он и следом добавил: — Пришлось брать вещи напрокат. Весьма полезная услуга, когда у тебя в кармане ветер гуляет. Не будем же попусту сотрясать воздух. Прошу в нашу скромную колесницу, Никита.

Кондратьев указал на роскошную карету с резьбой и серебряными украшениями. Мне даже не пришлось открывать дверцу. Её для меня распахнул спрыгнувший с козел расторопный малый в ливрее. Сервис, однако!

Я уселся на мягкое сиденье, а напротив меня плюхнулся Рыжик, подмигнул и тихонько проговорил:

— Плату за карету — пополам. А то возница заломил за неё четыре цены против обычной. Настоящий рвач.

— Идёт, — усмехнулся я и покачнулся из-за того, что карета тронулась в путь. — Спешу сообщить тебе последнюю новость. Морозов в письменном виде принёс мне извинения.

— Да ты что! Ай да трус! — ахнул дворянин, выгнув брови. — Ну-ка дай мне почитать сей опус, ежели не жалко.

— Ты думаешь, что этот трофей достоин того, чтобы я постоянно носил его с собой?

— Тогда поведай, что Морозов написал.

Я вздохнул и слово в слово повторил, что давеча прочёл. А потом мы с Рыжиком ещё четверть часа перетирали кости Морозову, который только на словах был ого-го, а на самом деле оказался банальное сыкло. И мы могли бы ещё минут пять вербально пинать его, но тут карета остановилась возле трёхэтажного белоснежного воздушного особняка, украшенного лепными девами с печальными ликами и крестами. А посеребрённые ангелочки на фасаде блестели, как яйца чистоплотного кота. Сколько же всего это стоит?

— Кхам… а мы точно по адресу? Тут ли живёт служитель божий? — пробормотал я.

— Тут, не изволь сомневаться, — усмехнулся Кондратьев и глянул на дверцу, кою с услужливой улыбкой открыл возница.

Рыжик первым ступил на брусчатку, а я уже после него покинул карету и двинулся к особняку. Да-а-а, что б все так жили. Хороша хибара.

Возле дверей нас встретил слуга в ливрее и повёл по коридорам с мраморным полом. Эхо наших шагов отражалось от картин с библейскими мотивами, от хрустальных люстр и изящной французской мебели из красного дерева.

Вскоре мы добрались до просторного, светлого зала, в котором обнаружился целый выводок благородного вида молодых людей, восторженно слушающих убелённых сединами господ. Помимо них, по залу степенно ходили обряженные в рясы благолепные старички с длинными бородами, а вот дам я тут совсем не увидел. Печально.

— Никита Алексеевич! — неожиданно раздался знакомый голос.

Я повернул голову и заметил Леопольда Христофоровича Тихого. Он шёл ко мне с радостной улыбкой, углы которой почти добирались до пышных бакенбард.

— Ты гляди, как улыбается, точно должника стародавнего увидал, — тихонько произнёс Кондратьев и следом громко добавил: — Моё почтение, Леопольд Христофорович!

— Добрый вечер, судари, — отозвался тот, скользнув небрежным взглядом по Рыжику.

— Рад вас видеть, — вставил и я свои пять копеек, а затем взял бокал вина, предложенный слугой с подносом.

— О! Отведайте, отведайте вино, — пропел Тихий. — Оно тут просто волшебное. Монахи знают толк в этом дивном напитке и у себя в подвалах не хранят кислятину.

— Да, в самом деле великолепное вино, — проронил Кондратьев, который тоже взял бокал и сделал несколько глотков.

— Никита Алексеевич, позвольте я вас познакомлю с архиепископом, — ласково проговорил мужчина, деликатно взял меня под локоть и потащил в сторону тучного старика в просторной рясе, вышитой золотой нитью. Рыжика он с нами не пригласил, но тот не обиделся. Взял с подноса второй бокал вина и принялся бродить по залу.

Возле его высокопреосвященства,