Третий же, мосластый унтер с длинными, как у гориллы, руками и угрюмой физиономией висельника, подхватил брошенный в траву мушкет. Как видно, ружье оказалось разряженным, и унтер принялся ловко орудовать штыком.

Нож против штыка вряд ли прокатил бы… Француз оказался опытным рубакой, глаза его смеялись, усы топорщились… Выпад!

Дэн резко уклонился, отпрянул влево.

Еще выпад! Еще! Еще! Еще!

Штык разорвал сукно. Левый рукав сюртука Дениса окрасился кровью… А враг уже откровенно расхохотался! Видел, что сопернику уже не уйти, деваться некуда, разве что бежать в реку…

Наверное, Давыдов так бы и сделал, но… Софья! Ну, и где же эта девчонка? Где?

Девчонка нашлась. Выскочила из травы нагой растрепанной фурией, ведьмой, ожившим кошмаром из детских снов. В руках милая Сонечка держала короткий кавалерийский карабин, видать, подобранный где-то здесь, рядом… Схватила за ствол, размахнулась… и ахнула вражине по затылку!

Н-на!

Мосластый замер. На вытянутом лице его отразилось некое недоумение, из длинных рук выпал в траву мушкет… Сонечка ударила еще раз! Потом – почти сразу – еще! И еще…

Француз уже упал и лежал недвижно, а она все била, била, била… До тех пор, пока Денис не сгреб ее в охапку, не оттащил – голую, грязную, во вражьей крови и мозгах.

– А ну быстро мойся! В реку давай…

– Дай нож…

Хм… Денис и не заметил, как они перешли на «ты»…

– На…

Сонечка метнула клинок почти без замаха, как принято у некоторых бессарабских цыган. Метнула умело и метко, не зря когда-то хвасталась…

Поднявшийся из кустов француз – тот, с пистолетом – даже не охнул. Не успел. Упал, повалился обратно, пораженный прямо в сердце.

– На что и вылезал, – цинично заметил Дэн. – Пойду, ножик вытащу. Хороший, сгодится еще. А ты пока мойся, ага…

На пути к избе беглецы насобирали хворосту и, вернувшись, растопили печь.

– Ты ранен? – Софья взяла полковника за руку. – Снимай сорочку. Я перевяжу.

– Да пустяки же! Царапина.

– Я кому сказала – снимай!

Похоже, с этой синеглазой бестией сейчас были шутки плохи! Дэн подчинился, чувствуя, как забегали по его плечу нежные пальцы…

– Ничего себе – царапина! Загноиться может. Я сейчас перевяжу…

В имуществе убитых французов нашлись какие-то тряпки – праздничная риза священнослужителя и даже два бальных платья – успели уже награбить, сволочи! Ловко разрезав на бинты подол одного из платьев, Сонечка перевязала раненого и подкинула в печку дров.

– Хорошо стало. Тепло!

– Все хотел спросить… ты там не очень замерзла?

– Как сказать…

С лукавой улыбкой Софья потянулась и быстро сбросила с себя платье… лиф, панталоны – всё!

Нагая, легла рядом с Денисом, прижалась всем телом… Нет, она не просила – она требовала! Властно требовала ласки и любви…

Естественно, Дэн не сопротивлялся – гусар он или собачий хвост? Накрыл губами губы, пробежался пальцами по нежной спинке, сжал в ладони грудь, не большую, но и не маленькую, крепкую, литую… Руки гусара ласково скользнули вниз, к лону… Сонечка подалась вперед, застонала, закатывая чудесные синие очи… Ах, как славно было сжимать в руках это юное гибкое тело, упругое, с шелковистою кожей, чувствуя, как оно благодарно поддается на зов… зов плотской любви и невообразимой неги.

Софья хотела всего. Хотела – и получала, постепенно отбрасывая в сторону грусть, становилась собой, прежней…

– Ты знаешь… там, в дормезе… Он овладел мною не по-людски… я даже не скажу – как… – Синие очи сверкнули ненавистью, и Дэн, успокаивая, погладил девушку по спине.

– А потом велел сделать еще кое-что… я сделала. И очень хотела убить этого поганца маркиза. Убила бы – да. Но… письмо ведь куда важнее?

– Конечно, важнее, милая! – убежденно заверил гусар. – Об этом даже не думай, ага?

– Не буду, – девушка неожиданно улыбнулась. – Ты не брезгуешь мной. Это добрый знак.

Прижав барышню к себе, Дэн крепко поцеловал ее в губы и прошептал:

– С чего бы я должен тобою брезговать? Наоборот! Ты такая… такая… ты… Ты самая лучшая! Самая красивая, самая…

– Знаешь, я уже давно не дева, – пухлые губки скривились в горькой усмешке. – Не хотела, чтоб ты знал, но теперь-то уж… Моя матушка была крепостной… А отец признал меня всего три года назад… До этого же… Кто когда спрашивал желание крепостной девки? Сын управляющего захотел – и взял, и поигрался. Всласть поигрался, еще и своих дружков позвал…

– Господи… – Денис не знал, что сказать, лишь молча гладил Сонечку по спине и плечам.

– У меня есть сын, знаешь?

– Сын! – вот тут Дэн ахнул снова.

– Да, сын! Никитушка. И я его очень и очень люблю. – В глазах Софьи вдруг показались слезы. – Растет в дальней деревне… за ним присматривают, да и я иногда навещаю. Три года уже. Знаешь, Денис, у нас есть один сосед, помещик, ты его не знаешь. Хороший человек, и небольшого разума. Глаз с меня не сводил! Так вот, я, верно, выйду за него замуж… Приданое за мной вряд ли дадут, да и честью девичьей мне, увы, не похвастать. Выйду, уедем в дальнюю деревню… Сына выдам за племянника… Или вообще все расскажу… Там посмотрим. Ведь хорошо же все сладится? По-доброму же, ага?

Они вышли к своим уже следующим утром. Встретили казачий разъезд. В отряде возвращению разведчиков радовались, даже закатили пирушку, против которой Денис Васильевич, как командир «партии», не возражал абсолютно. Просто накрыли стол в просторной крестьянской избе. Дичь, пироги, шампанское. И пунш – куда же без него-то?

Сонечка и Денис еще переспали не раз, правда, тайком от всех – совершенно ни к чему было плодить всякого рода слухи. Тем более, у юной госпожи Половцевой уже имелся весьма хорошо разработанный жизненный план. В который Денис Давыдов, поэт и гусарский полковник, не входил никак. Ну, не было ему там места! Гусару, помещику, поэту… А Дэну?

Что греха таить, Сонечка для него сейчас была – всё! Так похожая на ту, которую когда-то любил… обрывок прошлого, кусочек синеглазого счастья.

Женюсь! – решил Давыдов. Женюсь, во что бы то ни стало. Вот кончится война – и женюсь.

* * *

Отправив все донесения в штаб-квартиру с нарочными, господин полковник засел в деревне Токарево, в штабной избе, любезно предоставленной местным старостой, и, позвав всех офицеров, принялся планировать дальнейший «поиск», благо людей нынче хватало. Партизаны уже нападали на комендатуры, а вражеские обозы высылались лишь в сопровождении армейских полков… что все равно не помогало. Усилившийся отряд Давыдова громил врага в хвост и гриву, везде, где находил, и безо всякой пощады. А ведь, кроме Дениса Васильевича, имелись и другие армейские «партии» – тот же Сеславин, Фигнер… Именно они, специально присланные и обученные воинские люди, гусары, уланы, казаки, делали все для того, чтобы врагу показалось небо в овчинку. Армейцы, а не пресловутая «дубина народной войны», столь выпячиваемая историками-марксистами с подачи графа Толстого. Так называемый «простой народ» без руководства способен лишь на тупой дебош… ну, или винную лавку разграбить. Да, правда, были Курин, Кожина… Но и ими руководили, не оставляли без пригляда, вот так.