Все вышеописанное заняло, наверное, минуты две, уж никак не больше. За это время француз зашел в воду едва ли не по колено – насколько хватило голенищ у сапог. Наклонился, зачерпнул ладонью водицы…

Тут его и взяли!

Казаки – вахмистр и дюжий молодец Кирюха – переправились через реку чуть выше, проползли по-пластунски в густой траве и, выскочив на проплешине, тут же кинулись в воду:

– А ну-ка, стоять, брат мусью!

– Идите сюда, господин офицер! – прокричав по-французски, Давыдов выбрался из засады и грозно покачал штуцером.

– Я к вам и иду, – меланхолично подняв руки, француз перешел реку, не обращая никакого внимания на вымокшие фалды шинели.

С тем же безразличием он позволил себя разоружить, передав казакам пистолет и шпагу. По знаку полковника вахмистр связал пленнику руки за спиной. Мало ли что? Смеркалось, и гоняться за беглецом по темному лесу – то еще занятие!

Он и в самом деле оказался один, больше на том берегу никого не было. Скорее всего, просто отстал от своих… или решил навестить кого-то из знакомых в какой-нибудь занятой французами деревне. Тогда где же лошадь?

– Где ваш конь, месье? – забравшись в седло, поинтересовался Денис Васильевич. – И вообще, кто вы и откуда здесь взялись?

– Я – граф Антуан де Сен-Клер! – пленник с неожиданно с гордостью поднял голову. – Майор штаба пятого вольтижерского полка. Вы спросили – с какой целью я здесь? Ищу полковника Давыдова.

– Оп-па! – удивленно хмыкнул Дэн. – Ну, считайте, что уже нашли. Впрочем, беседу нашу продолжим позже.

Прихватив для конвоя одного казака – того самого чубатого Кирюху, – полковник и его пленник уже очень скоро оказались в штабной избе, на хуторе, располагавшемся в лесном распадке невдалеке от большой деревни Токарево.

Здесь француза развязали и даже пригласили к столу. Сделал это сам Денис:

– Полковник Давыдов – я! Думаю, вы не откажетесь отужинать со мной, граф. Только предупреждаю – даже не пытайтесь меня убить. Чревато!

Денис спешился и, бросив поводья ординарцу, зашагал к избе.

– Вы прекрасно говорите по-французски, господин полковник, – пленник на ходу кивнул. – Впрочем, как и все русские дворяне. Убивать вас я не собираюсь. Наоборот! Хочу предупредить – за вами ведется охота. Сам император пришел в ярость, узнав о ваших подвигах. Отряжено две тысячи солдат – отпетых головорезов. Уже очень скоро они объявятся здесь, в этих лесах. И задача у них одна – полковник Давыдов. Бонапарт приказал в плен вас не брать – расстрелять на месте.

– Бонапарт? Вот как? – в голосе графа Давыдов уловил издевку.

– Я ненавижу Узурпатора, – поднимаясь по ступенькам крыльца, негромко пояснил Сен-Клер. – Революция съела всю мою семью. Я помню резню в Кане, устроенную сторонниками Робеспьера, я помню нож гильотины, зависший над моей головой… еще бы немного и… У нас были яблоневые сады в Кальвадосе и на Цветочном берегу, близ Онфлера. Теперь они принадлежат не нам.

– Вы проходите, проходите, граф… Садитесь, вот. Это называется – «лавка». А тот сверкающий предмет – самовар.

– Са-мо-вар, – снимая шинель, по слогам повторил пленник.

Повторил и неожиданно улыбнулся. От улыбки той усталое лицо француза вдруг посветлело, сделалось как-то ярче и радостней. Сразу стало видно, насколько этот человек красив, хотя уже и не молод, наверное, лет сорок – сорок пять. Подтянутый, стройный, высокий, с тонким, с небольшой горбинкою, носом и светло-серыми живыми глазами, граф олицетворял собой облик истинного аристократа – гордого, неприступного и храброго до отчаяния. На ночь глядя заявиться в лес одному! В чужой враждебной стране. На это нужно было решиться.

Какие бы цели у пленника ни были, а смелость его заслуживала уважения.

– Две тысячи человек, – отужинав, снова повторил Сен-Клер. – Это очень опасно, господин полковник. Опасно не только для вас… но и для всего вашего войска. Они знают брод… На вашем месте я бы устроил там засаду. Если у вас, конечно, достаточно людей.

– Посмотрим, – уклончиво отозвался полковник. Он еще не решил, что делать с пленником и верить ли ему вообще?

Оставив графа в избе под надзором ординарца и двух казаков, Давыдов раскурил трубку и, накинув на плечи простой крестьянский армяк, вышел на крыльцо – подышать свежим прохладным воздухом, покурить, подумать.

Чу! Чья-то быстрая тень метнулась от окна прочь… Кто-то стоял, подслушивал?

– А ну, кто здесь? – грозно воскликнул гусар.

– Я, господин полковник… Корнет Розонтов.

Подойдя к крыльцу, корнет отдал честь.

– Николенька? Ты что здесь? – Денис Васильевич строго посмотрел на парня. – Неужто подслушивал? Зачем?

Свет горевших за окном свечей упал на смущенное лицо подростка. Однако же отозвался Николенька достаточно браво:

– Никак нет, господин полковник, не подслушивал. Подсматривал!

– Подсма-атривал?! Ну, еще чище!

– Ежели, думаю, француз на вас кинется… тут я ему и пулю в лоб! Прямо через стекло. Вон, у меня и пистоль.

Корнет показал засунутый за пояс пистолет:

– Заряжен, Денис Васильевич, не сомневайтесь.

– Да я и не сомневаюсь… Ишь ты, защитник выискался! Ты вот что… Собери-ка давай всех наших офицеров, гусар. Казакам я вестовых пошлю. Еще разок перебежчика выслушаем… посидим, покумекаем.

Пленника пока поместили в старой риге – молотильном сарае для сушки снопов или льна. Протопили печь – не должен бы граф замерзнуть, да и не зима еще. Относительно же слов перебежчика мнения среди господ офицеров разделились.

– Да не верю я этому французскому черту! – распаляясь, кричал здоровяк-хорунжий Епифан Талаев. – Ну вот ни на грош не верю! Заманивает гад, заманивает!

– А что толку заманивать? – скептически ухмыльнулся штабс-ротмистр Бедряга. – Неужто мы, прежде чем выступить, разведку не сумеем провести?

– Так они ж нас лапотниками считают!

– Если верить графу – то уже нет.

– Вот именно, ваш-бродь, если верить…

– Ладно, хватит, – выслушав всех, Давыдов пристукнул ладонью по столу. – Проверим. Поглядим. Разведку вышлем завтра же. Сейчас же… Сейчас же предлагаю веселиться! Кто спать хочет, того не неволю. Ну, а кому охота песен да вина… Только предупреждаю сразу – водку пить не будем! Не время сейчас.

Кто-то ушел, большинство же – остались. Подкрутили гусары усы, выпили по кружке, запели песни…

Минут через двадцать кто-то постучал в дверь…

– Да входите! – махнул рукой ординарец. – Входите же, открыто.

– Просто мы решили навестить… Можно?

На пороге стояли трое статских. Поэт Вольдемар Северский, помещичий сын Арсений и Софья. Все трое – в панталонах, сапогах и коротких охотничьих куртках.