— Не беспокойся, пролезешь, — заверил его Курилов.

— Нет, не пролезу. Что же мне делать?

Через некоторое время БТР остановился, затем снова двинулся дальше. Оказалось, что первая машина колонны была выведена из строя пулеметным огнем, как только приблизилась к дворцу. БТР трясло при каждой остановке, и Курилов слышал, как что-то похожее на град стучало по стальной броне. Он думал о том, как это странно, до тех пор, пока не понял, что это были пули. Офицер из Петрозаводска открыл люк, начал подниматься и действительно застрял. Курилов схватил его за ноги и толкнул так сильно, как только мог. Наконец, офицер все же выбрался из люка и упал вниз. Курилов последовал за ним, тяжело приземлившись на холодную землю.

Поскольку он лежал у самого подножья холма, на котором стоял дворец, ему казалось, что летевшие отовсюду снаряды рвались прямо вокруг него. Здание по-прежнему освещали прожектора, которые по непонятной причине не были выключены дворцовой охраной. Черное небо было частично красным от трассирующих пуль. Курилов сделал паузу, чтобы сконцентрироваться перед перебежкой в направлении дворца.

V

План взять Кабул 27 декабря был практически аналогичен старому, неудавшемуся плану 13 декабря, за исключением того, что в нем предполагалось задействовать еще больше войск, и что дворец Тадж-Бек был значительно более легкой целью, чем президентская резиденция в центре города.

В те дни, предшествовавшие вторжению, советские эксперты использовали несколько уловок, чтобы парализовать афганские правительственные войска, верные Амину. Так, афганскому танковому подразделению, окружавшему кабульскую радиостанцию, было рекомендовано слить топливо из баков машин, потому что их, якобы, предполагалось заменить на более новые модели. Некоторым солдатам из 7-й и 8-й дивизий Афганской армии было приказано сделать опись неисправных боеприпасов, так что им потребовалось выгрузить все снаряды из своих танков. Советские инструкции другим афганским воинским частям — убрать артиллерийские батареи для подготовки к зиме — обездвижили около 200 транспортных средств.

Ничего не подозревая, утром 27 декабря Амин пребывал в самом радужном настроении. Он был доволен прибытием в предыдущие дни советских самолетов, полных войск и вооружения. Наконец-то ему удалось убедить Москву прислать советские войска. Президент даже устроил праздничный обед во дворце Тадж-Бек, чтобы отметить это событие с некоторыми министрами и главными членами Политбюро. Затем он собирался выступить с обращением к главному политическому управлению армии в здании генерального штаба.

Среди тех то, кто был приглашен на обед во дворце, был министр образования и член «афганского Политбюро» Абдур Рахман Джалили[43], один из ведущих сторонников Амина в правительстве.

Бывший до Апрельской революции ректором Кабульского университета, Джалили воспитывался на Западе, учился и получил степень в колледже в Вайоминге, поэтому безупречно говорил по-английски. Сейчас он считал, что реформы НДПА, несмотря на безжалостные методы, которыми они проводились, направили страну на верный курс, а именно, что революция поможет вытащить афганский народ из неграмотности и бедности. Он также был убежден, что большинство народа поддерживало усилия правительства. Он верил, что крупнейшее на то время восстание в Герате, начавшееся в апреле 1979 года, было организовано офицерами, связанными с Ираном, а число жертв насилия среди мирных жителей было гораздо меньше, чем заявляли мятежники.

По утрам каждое воскресенье Политбюро Народно-демократической партии Афганистана обычно собиралось на совещание. Встреча 27 декабря была необычной не только потому, что это был четверг, но и потому, что была посвящена празднованию 14-й годовщины создания НДПА. После того как Джалили произнес речь, осуждающую Бабрака Кармаля, его помощник сообщил ему о срочном телефонном звонке из офиса Амина, который приказал ему прибыть во дворец Тадж-Бек. Амин хотел, чтобы Политбюро одобрило некоторые новые лозунги партии. Он также хотел обсудить текст своей речи, с которой он собирался выступить в тот же день, чтобы объявить о прибытии новых партий вооружения из Москвы. Руководство Афганистана должно было бы заметить, что оружие и снаряжение прибыли в сопровождении необычно большого количества советских войск. Поэтому Амин в своей речи намеревался также пообещать, что 28 декабря советские войска вернутся на родину через конечную железнодорожную станцию Хайратон на севере страны.

Около 13.00 часов, после утверждения новых лозунгов, всех должностных лиц пригласили на обед, приготовленный советскими поварами афганского президента. На этот раз агенты КГБ подсыпали яд в сливочный овощной суп, который Джалили нашел особенно вкусным. После обеда, выйдя из столовой в коридор, некоторые члены Политбюро почувствовали сонливость. Джалили тотчас же заподозрил заговор, но не мог представить себе, кто стоит за этим, да и принимать меры было уже поздно. Его и многих других чиновников отправили в больницу.

После того, как Амин так и не прибыл в задание Генштаба для выступления, запланированного в 14.00 согласно расписанию, глава политического управления Афганской армии Экбар Вазири[44]сам приехал во дворец Тадж-Бек и нашел Амина в бессознательном состоянии. Вазири сразу же отправился в советское посольство просить врачей, чтобы они приехали к президенту. Новый советский посол Фикрят Табеев[45]знал о плане КГБ отравить Амина и начать вторжение не больше, чем любой другой чиновник в министерстве иностранных дел СССР в Москве. В ответ на просьбу Вазири посольство направило к президенту Анатолия Алексеева, главного советского хирурга в кабульской военной больнице, и еще одного советского врача, которого звали Виктор Кузниченко.

Когда врачи вошли в вестибюль дворца, они увидели нескольких высокопоставленных лиц НДПА и правительства, лежавших на диванах в агонии, широко раскинув руки и ноги. Врачи сразу поняли, что те были отравлены. Амин находился в своей спальне. Он с трудом дышал и был в глубокой коме, балансируя между жизнью и смертью.