Весь двор был заполнен женщинами. С первого взгляда поражало то, насколько они все похожи друг на друга, как будто все они были сестрами. Некоторые еще были одеты, на других уже не было одежды и служительницы огня в красных халатах обмазывали их тела той самой глиной. Ни на одной из них не было ожерелий или браслетов. Никаких украшений. Только их распущенные длинные волосы и голое тело.

Все они были блондинками, как я. И такими же высокими.

Я сглотнула. Быстро перепроверила в воспоминаниях, и действительно оказалось, что за все это время ни одна из встреченных мною женщин не обладала светлыми волосами, ни в пещерах, ни среди аборигенов, ни на стоянке погонщиков слонов. А при встрече со мной на песчаной отмели Эйдер Олар первым делом коснулся моих волос и только затем улыбнулся. Он уже тогда понял.

Мне должно дьявольски повезти, чтобы среди тридцати блондинок фотомодельной внешности хотя бы один из десяти мужчин выбрал именно меня.

Черт.

Кем бы ни были эти потомки Богов, да будут они прокляты!

Зурия Олар подвела меня к огню и принялась снимать с меня одежду.

* * *

Крепкое тело танцовщицы словно выплавили из меди. Налитые обнаженные груди колыхались в медленном ритуальном танце. Я не могла отвести глаз. Не представляю, что чувствуют глядя на нее мужчины.

«Мать трижды благословила ее», — с горем пополам объяснила мне Зурия, пока смешивала глину с водой и красным порошком. Ее не сильно удивило, что я не знала их языка. Она пожала плечами и неопределенно махнула рукой, мол, таких иностранок тут много.

Это наводило на определенные мысли. Например, что девушек со светлыми волосами собирали едва ли не по всему миру ради этого мероприятия. А когда они здесь все закончились, то и пришлось объявлять межвременный поиск. Ведь если неудачливых претенденток сжигают, то не запасешься же на них блондинок.

Зурия аккуратно сняла с меня меховую тунику и пояс, я вцепилась в мешочек на шее, но она настояла. Перед смертью не надышишься, верно? Я сняла мешочек с шеи и положила на гору мехов. Следом отправился и мой бюстгальтер. Зурия, конечно, повертела его в руках, даже подозвала еще одну служительницу огня, но фурора поролоновый лифчик не вызвал. Жаль. Он полетел к остальной куче одежды.

Нижнее белье мне тоже велели снять.

А затем Зурия приступила к подготовке к ритуалу. Прежде всего, она обтерла мое тело смоченным в ароматной воде кусочком меха. Я тут же продрогла. Костер давал жар только одному боку, тем которым я и стояла к нему ближе. Спина нещадно мерзла.

Смыть дорожную пыль было правильным решением, не спорю. Мой запах мог отпугнуть кого угодно и не только будущего мужа. И это еще повезло, что я успела принять ванну в горячем источнике, а если бы нет? Другие поглядывали на эту процедуру с интересом, значит, их самих так не обмывали прелюдно. Возможно, у них было время в запасе и они прибыли в город несколькими днями раньше. И может быть, у них здесь были свои горячие источники.

Зурия сокрушалась над моими царапинами и ссадинами, полученными во время схватки с крокодилами. Она бережно обтирала их водой, сначала на плечах, потом грудь, живот и по бедрам до ступней. Если вас никогда не обмывали в присутствии тридцати других обнаженных танцующих женщин, то глупо даже пытаться объяснить ту гамму чувств, которые успеваешь прочувствовать от начала процедуры до ее окончания.

Скажу только, что когда Зурия, наконец, приступила к покраске, от моего стыда не осталось и следа.

А еще я глазела по сторонам. Меня немного успокоила тонкая набедренная повязка на девушках. Да, они все-таки не были полностью голыми. Просто повязка эта была из такой же красной, как и краска, кожи и сливалась с телом. Лицо обмазывали тоже. Вот что было странным. Эта маска из глины, можно сказать, всех уравнивала между собой. Оставаться прежней красавицей с истрескавшейся на физиономии глиной задача не из простых. Волосы тоже смазывали чем-то, они создавали впечатление влажных, и делали это, видимо, для того, чтобы они не лезли в краску и не портили покрытия на спине и плечах, а то все старания служительниц огня шли прахом. Тряхнешь кудрями разок в танце и все. Опять тебя закрашивай.

Пронаблюдав достаточно долго, пока Зурия приводила меня в божеский вид, я стала различать, что тип глины на женских телах. Какая-то из них почти не сохла, как у этой грудастой, что полностью завладела центральным костром. Ее краска оставалась словно бы чуть влажной, она поблескивала, придавая ее формам сходство с ожившей медной статуей. У других глина вела себя как глина, их тела аккуратно смачивали полосками влажного меха, но глина все равно подсыхала от движения, ветра и жара костра. И если ты не была красавицей до этого, то уж пятна треснувшей глины на лице тебя лишали любой привлекательности.

Я опустилась на колени к Зурии, перехватила ее взгляд, она в это время все еще возилась с глиной, и указала на пляшущую у костра матерь плодородия.

— Мать трижды благословила ее, — тогда-то и ответила мне Зурия.

Я не сразу разобралась с числительными, потом с тем, что она имела в виду, ей понадобилось изобразить жестами «мать» совсем так же, как это делал Эйдер Олар. А благословление это тот жест, которым Эйдер благославлял и погонщиков после того, как они выдали ему слоновий бивень, и пещерных людей после двухдневного праздника.

Тройное благословление Матери означало… что у нее уже есть трое детей.

Женщина! Что ж тебе дома-то не сидится! Вот почему она танцевала с таким знанием дела, она танцевала и знала, что ей здесь нет равных. А еще все дело в краске.

Я снова завладела вниманием Зурии, ткнула пальцем в краску и сморщилась. Указала на трижды благословленную и снова на краску. Зурия, похоже, попыталась убедить меня, что и эта краска не плоха, но я оттолкнула ее руку, когда она попыталась начать меня красить.

«Хочу такую же краску! — говорило мое насупленное лицо. — Здесь и сейчас!»

Зурия тяжело вздохнула, как мать, уставшая от капризов ребенка. Я отобрала у нее плошку, склонилась над влажной глиной и провела пальцами, изображая киношные заклинания волшебников.

Брови Зурии поползли вверх. Она смотрела какое-то время, как я колдую над глиной, потом вернула себе плошку назад, распахнула полу халата и из потайного кармана, подшитого с изнаночной стороны, достала небольшой глиняный пузырек. Она разбила его о бортик ступки, как разбивают куриное яйцо, и вылила в кашицу густое масло.

Я улыбнулась ей. В ее взгляде читалось: «Будешь должна».

Зурия перемешала краску и велела мне закрыть глаза. Я повиновалась.

Она начала покрывать меня ею с головы до ног.

Ветер донес до нас топот копыт. Девушки всполошились, я не видела их, но слышала их сдавленные вскрики, понятные во все времена.

Очевидно, гонки на ипподроме кончились. Начиналось самое интересное.

Где-то через четверть часа рядом, за стенами дома, которые окружали внутренний двор, забили барабаны.