странный и неспешный транспорт успешно выполнял свои маскировочные функции, да и время гасить фонари неумолимо приближалось. Скоро на улицах останется минимум света, необходимого разве что для того, чтобы выйти кошку кликнуть или помои в сточную канаву вылить.

— Пузырь свой подгони на крышу пристроя, вон он виднеется, дальше спустимся по пожарной лестнице ко мне в комнату, — распоряжалась я.

Я представляла себе, что пузырь плавно опустится на крышу, исчезнет, и мы пойдем по своим делам, но он лопаться не собирался и весело заскакал вперед — к краю. Я запаниковала, что он сейчас соскочит вниз прямиком к главному входу.

Саррен вовремя (хотя, скорее не очень вовремя!) щелкнул пальцами, и наш транспорт растворился в воздухе. Как раз в момент прыжка вверх. Мы полетели вниз с высоты примерно полтора метра. Благо — я научилась мягко приземляться. Саррена похоже тоже этому научили, потому что стонов по поводу сломанных ног слышно не было.

Спустились по пожарной лестнице до моего окна. У меня была своя система открытия его снаружи. Старательно пыхтя и закусив язык от усердия, орудовала отмычкой, стараясь спиной загородить обзор магу. Он насмешливо и демонстративно отводил глаза, делая вид, что очень интересуется пьяным гостем, который перепутал вход, и теперь наша завхоз и охранница Нариша, заботливо несла его на плече подальше от хозяйственного корпуса.

— Неужели встретив такую шикарную женщину на входе, кто-то смотрит на ваших щепок! — Саррен окинул восхищённым взглядом монументальную Наришу.

— У нас не только щепки, — машинально ответила я, наконец, совладав с замком.

Легко спрыгнув с подоконника, маг сразу огляделся, цепко фиксируя детали. Видимо, осмотр его удовлетворил, потому что он плюхнулся на кровать прямо в сапогах и довольно заключил:

— Миленько у тебя тут, сойдет с вином и фруктами.

Я почувствовала, как моё лицо медленно вытягивается. Похоже, он это тоже заметил, потому что без комментариев стянул с себя сапоги. Потом, правда, снова вернулся на место, закинув руки за голову.

— Наконец-то можно немного расслабиться.

— Нельзя вообще-то. И спать будешь на полу.

— Принеси мне поесть чего-нибудь, я так голоден, — и поспешно добавил волшебное слово. — Я всё оплачу!

Мой путь на кухню лежал через примерочную, в которой каждый месяц проходило эпохальное (в рамках нашего публичного дома) событие — снятие мерок для пошива новых нарядов. Во всей этой суматохе я совершенно об этом забыла.

Мы с Кирой и Кираном старались не пропускать этот день, потому что это всегда было очень весело. Естественно, мы сидели на самых дальних диванчиках, стараясь максимально слиться с окружающей обстановкой, зарывшись в подушки. Так как в этот период воздух был просто пропитан напряжением. Нервные барышни и не менее нервные ткачихи были готовы порвать любого, неудачного подвернувшегося под руку. Если бы мы попались, то на нас слили бы весь накопившийся гнев и раздражение. Друг на друга они его сливать не могли, так как у ткачих был выгодный контракт с «Ежевикой», а девочки не хамили им, чтобы не обнаружить у себя в нежном месте забытую булавку или не получить платье на размер меньше, под которое потом придется худеть.

В этот раз дверь в примерочную была открыта. Я невольно остановилась и прислушалась. Оттуда доносились отчаянные вопли Коллет.

— Девочки, это не нормально! У нас, конечно, есть цветочки на любой вкус, цвет и … хм… размер, но не до такой же степени. Я заказала для тебя зеркало на полметра шире. Но ты ведь уже и в него перестала помещаться! Может быть, сделаем уже с этим что-то!

Я сразу поняла, к кому она обращается. Тростинка Сьюзи. Такое прозвище она получила от любимого клиента, которого чуть было не раздавила в момент наивысшего наслаждения. Сьюзи работала на Коллет, наверное, почти так же долго, как моя молочная мама Маришка. Но сколько ей лет, никто не знал, поскольку жир в её лице полностью избавлял его от морщин. Зато подбородки было видно издалека. Даже в самый темный период ночи. Никто не знал, сколько их у неё. Некоторые утверждали, что три, Нариша насчитала четыре, а Ники готова была поклясться, что их пять. Но про последнюю Сьюзи говорила — что это от зависти.

Сьюзи, как ни странно, на свое прозвище совершенно не обижалась. И даже носила его с гордостью. Все-таки клиент прохрипел его с такой чувственностью и страстью, с которой, наверное, никогда не признавался в любви даже родной жене.

Обидеть Тростинку вообще было проблематично. Она была родом из небольшой деревни под Террией, где вдоволь наслушалась шуток про свой вес и объемы. Оригинальностью они не отличались, всё-таки деревенские жители — не такие уж мастера слова.

— Что мне какие-то мимо прохожие, — отмахивалась полной белой ручкой наша цветущая чайная роза. — Вот моя матушка могла припечатать очень больно. Как-то говорит мне: «Сьюз, не ходи только к свиньям, а то главный хряк примет тебя за свою, еще решит жениться!».

— Ты разожралась до непотребных размеров! Я разорюсь на тканях! — причитала Коллет. Когда речь шла о серьезных финансовых потерях, патронесса забывала о деликатности. — Откуда две новые складки на спине?

— Это не мои, мне подкинули! — тут же нашлась Сьюзи.

— Ага, я даже знаю кто — наша повариха, — проворчала патронесса, махнув рукой. — Тебе бы срочно скинуть вес.

— На мне лишних килограмм пятьдесят, их срочно не скинешь. Или ты хочешь, чтобы я как мокрая псина отряхнулась, и они с меня слетели словно капли воды.

Мадам понимала, что заставлять Тростинку садиться на диету абсолютно бесполезно. Тогда у неё будет стресс, и она начнёт есть в два раза больше.

— А ты где была? Я тебя с первого погашения фонарей не видела!

Коллет случайно выхватила меня взглядом, когда я неосторожно просунулась в дверь слишком сильно.

Остальные девочки синхронно повернули ко мне головы. Я машинально сглотнула.

— Ники вернулась злая, к ней тут уже гость пришёл. Боюсь, как бы она его к кровати не привязала и не отстегала его же ремнем, — озабоченно бормотала патронесса, втаскивая меня в ярко освещённую комнату. — Пропали куда-то обе на несколько часов. Фонари уже выключают… Гости собираются. Замминистра ещё задержался, приспичило ему поболтать.

— Мы сходили до… Булочной, — нашлась я. — Ники хотела свежего хлеба, а одной скучно было.

— Свежего? Надо было идти в период зажигания фонарей, а к зениту всё уже разбирают.

— Вот и я ей говорила! В этот раз тоже разобрали. Поэтому она такая злая, — вдохновенно врала я.

— Слушай, а тебе тот шалопай,