— Зря ты его разозлил, он сюда еще вернется, обязательно вернется, — сказал Жорж, который остался один стоять на дороге.

— Пусть возвращается, я ему ноги сломаю.

Том был в бешенстве, он не сообщил Джону о произошедшем, он хотел вернуться и уничтожить все, что там движется, жаждал пустить реки крови. Он не понимал ничего, думал только об одном, в глазах у него всплывала только одно лицо — лицо Жоржа.

* * *

Сидя прикованным к стулу, Кайл думал, как он подставил своих друзей, людей, которые его приютили. Он был опустошен. Открылась дверь комнаты, в проходе появился невысокий, худой, щуплый мужчина лет сорока пяти в медицинском халате в очках. Он быстрым шагом прошел к столу и достал из кармана проигрыватель размером с сигаретную пачку, который за счет новых материалов на основе композитных материалов звучал, как музыкальный центр. Включив классическую музыку (заиграла опера Джакомо Пуччини Тоска, ария Каварадосии), он облокотился обеими руками на стол, стоя спиной к Кайлу, резким движением скинул со стола скатерть, скрывающую инструменты. Мужчина закрыл глаза, опрокинул голову назад и начал дирижировать руками в такт музыке. В кульминационный момент он замер, схватившись за сердце и затаив дыхание, и как только закончилась музыка, он повернулся к Кайлу.

— Как тебе? Согласись, это божественно? Ты слышишь, сколько страданий, сколько боли в его голосе, представляешь, что чувствовал автор, когда писал этот шедевр. У меня тоже сердце разрывается, я тоже чувствую его боль, а ты разве нет? — вопросительно посмотрев на Кайла, не желая слышать ответа. — Говорят, душевная боль — самая мучительная из всего, что может пережить человек. — Он взял со стола нож и медленно подошел к Кайлу. — С этим утверждением я не согласен. — Он разрезал футболку Кайла и наискось провел ножом по его прессу до груди, неглубоко вонзив острие ножа в плоть. От боли каждая мышца Кайла напряглась. Мужчина посмотрел на Кайла, оценивая его. — Люблю качественный материал. Зачастую это бездомные или те, кого мне привозит дядя Джон, но они слабые, не выдерживают. Кстати, сегодня меня зовут Людвик, очень приятно познакомиться. Я рад, что мы сегодня с тобой проведем вечер, — отскочив от Кайла торжественно начал прыгать Людвик. — Я ведь тоже художник, творец, — голос Людвика стал возбужденным, он говорил с азартом, с чувством. — Только для своих произведений я использую человеческую плоть. Доставлять страдания — это тоже искусство. Жаль, что это не многие понимают.

— Ты больной придурок! — выкрикнул Кайл.

Людвик подбежал к нему и произнес:

— Отличный материал, — он неглубоко вонзил нож в область сердца, наклонился к Кайлу и сказал шепотом: — Не перебивай меня, я этого не люблю. На чем я остановился? А, точно, материал… Ведь в моем деле очень много зависит от материала. Да, то, что снаружи человека, очень немаловажно, но самое главное скрыто внутри него, это его стержень, характер, душа — называй как хочешь. Именно оно позволяет человеку не сдаваться, бороться до конца. Это главное в человеке. А знаешь почему? Не старайся, не угадаешь. Эта внутренняя сила заставляет его цепляться за жизнь до последнего, а для меня это очень важно. Ведь чем дольше ты не сдохнешь, тем больше я успею сделать и тем лучше для меня, а для тебя не очень.

— Пошел ты.

Людвик подошел к Кайлу и выдернул свисающий нож, оторвав кусок плоти.

— Не перебивай меня. Давно у меня не было такого материала, — довольно сказал Людвик. — Прошу, не подведи меня, я на тебя очень надеюсь, у меня сегодня вдохновение, мы создадим из тебя шедевр.

Людвик подошел к столу, рассматривая свои инструменты и не зная, с чего начать.

— Вот ты сказал, что я псих. Я с тобой не согласен, ведь я, как композитор той оперы, внутри меня пожирает необъяснимое чувство, чувство боли. Я тоже страдаю и хочу показать всему миру мои страдания.

У Кайла все внутри сжалось от страха при виде инструментов на столе, но мысли о смерти у него не возникало.

— Придурок больной, сделай одолжение — закрой свой рот.

Людвик замер на мгновение.

— Я в восторге! Какой настрой! Но как бы я этого ни хотел, не думаю, что он у тебя сохранится надолго. Потерпи, мы скоро начнем, оценишь, что я для тебя приготовил. Посмотри, что у меня есть — тут и средства пыток Средневековья, всякого рода яды, современные средства психологического воздействия, в общем, у меня выбор, и это все для тебя. О, вот, обрати внимание, — он поднял со стола металлический предмет, похожий по своей форме на грушу, — это груша, средневековое средство орудия пыток времен инквизиций. Жаль, что я не жил в то время, думаю, мне бы больше понравилось то время. Вот, взгляни, оно вставлялось в любое отверстие человека, а потом при помощи винтовой передачи лепестки груши раскрывались, обнажая самое сокровенное, что скрывал человек. Все зависело от фантазий мастера. Согласись, классно звучит? Когда я это представляю, у меня перехватывает дыхание. Или вот еще, — Людвик положил грушу и взял маленькую стеклянную ампулу, тряся ее перед собой, — это яд редкого африканского красного дерева. Его добывает только одно племя и только вождь племени из сока уже упомянутого дерева, они используют этот яд только для охоты. Ну… использовали раньше, сейчас-то какая охота, согласись? Под страхом смерти вождю доверялся рецепт его предшественником, и вождь давал клятву о нераспространении тайны рецепта. Но, как видишь, он тоже боится смерти, — и Людвик потряс ампулой перед Кайлом. — Я его никогда не испытывал на людях, не было подходящего материала, но, думаю, сегодня мы это исправим.

Кайл усмехнулся.

— Сегодня ты решил все новое испытать? Вот я счастливчик.

— Смейся. Говорят, от воздействия яда человек будет молить о смерти.

— Да уж лучше смерть, чем твоя болтовня. Заткнись уже, — Кайл пытался себя взбодрить. На самом деле он испытывал страх, но находил в себе силы дразнить Людвика.

— Сейчас мы его и проверим на тебе. Ты не против, надеюсь? Хотя твое мнение никому не интересно, — злобно пробормотал Людвик, — но все же я должен был спросить, я же джентльмен, — Людвик в предвкушении начал пританцовывать, подошел к Кайлу и, встав напротив, рассматривал его. — Берни, будь пай-мальчиком, — сказал Людвик и набрал два кубика в шприц.

— Набирай больше, не жалей! — крича на Людвика, дразнил его Кайл.

Людвик, разозлившись, жестко вколол иголку в его руку. С первой секунды Кайл ощутил жгучую боль в руке, как будто по его венам начала течь лава, очень медленно, сантиметр за сантиметром, боль охватывала каждый квадратный сантиметр. Первые секунды Кайл пытался держаться, не издавая ни единого звука. Его выдавало покрасневшее от боли и напряжения тело и расширенные зрачки. Но затем он дал боли вырваться из себя с диким криком. Было ощущение, что боль накатывает на участки тела, как волны, а волны эти были лавовые. Кайл впал в беспамятство, он не слышал ничего, не видел никого, даже стоявшего рядом Людвика, протиравшего свои очки и с каждым криком Кайла выдыхавшего с облегчением.

* * *