Я уже хотела выйти и посмотреть, что там за дела творятся, как дверь отеля распахнулась, и в вестибюль влетел взмыленный Дмитрий Сергеевич Ковалев. Сейчас он совсем не выглядел лощеным и прилизанным господином. Раскрасневшийся, с перекошенным лицом, он бросился к портье и заговорил с ним по-английски. Из его торопливых реплик я разобрала только слово «байсикл» – велосипед. Портье взирал на Ковалева с явным недоумением.

– Что случилось? – подойдя поближе, спросила я.

Ковалев с вытаращенными глазами повернулся ко мне и заорал:

– My bysicle had lost!

Потом, сообразив, видимо, с кем разговаривает, он перешел на русский:

– У меня украли велосипед! Представляете?! Сперли прямо от дверей отеля!

– Я же говорила вам, что опрометчиво оставлять его без присмотра, – только и сказала я.

– Это черт знает что! – продолжал бушевать Дмитрий Сергеевич, которого утрата новенького велосипеда привела в дикую ярость. – Да что же это такое творится?! Одно ворье на каждом шагу! Я подам на них в суд!

– Увы, боюсь, у вас на это уже не хватит времени, – вздохнула я. – Нам пора в аэропорт.

– Я никуда не полечу! – разорялся Ковалев. – Я этого так не оставлю! Я доведу дело до конца!

– Оставьте, иначе больше потеряете, – успокаивающе произнесла я. – Плюньте на этот велосипед, другой себе купите!

– Наплюй, Сергеич! – поддержал меня и Зайцев, подходя сзади.

Портье, который по-прежнему ничего не понимал, осторожно задал несколько уточняющих вопросов. Повернувшись к нему, я кратко обрисовала ситуацию, на что он тут же ответил, что за оставленные на улице вещи администрация отеля не несет ответственности. Ничего другого я и не рассчитывала услышать.

На всякий случай выйдя на улицу, я увидела, что велосипеда и в самом деле нет на том месте, где его оставил Ковалев. Учитывая, что вокруг царило оживленное движение, в этом не было ничего удивительного. И искать его сейчас, в спешке, – дело абсолютно безнадежное. Видимо, понимал это и Ковалев, потому что, посмотрев на часы, он с досадой махнул рукой, достал сотовый телефон и вызвал такси.

Сокрушаясь и посылая на головы управляющих отелем всевозможные проклятия, он опустился на свою спортивную сумку и обхватил голову руками. Мы с Зайцевым топтались рядом с сочувственным видом. Но помочь Дмитрию Сергеевичу не мог никто. Наконец подъехало такси, мы погрузились внутрь, и автомобиль повез нас в сторону аэропорта Схипхол – по указанию Геннадия Владиленовича Мирошникова, добираться туда мы должны были именно на такси, а не на поезде, как при прибытии.

Всю дорогу Ковалев сидел мрачный как туча и молчал. Не повеселел он и в самолете. Утрата велосипеда так сильно расстроила его, что он даже принял порцию виски у стюардессы и, выпив ее, отвернулся от нас со скорбным видом. Зайцев же явно чувствовал себя отлично, и я даже расслышала, как он пробурчал себе под нос: «Бог не фраер!»

Во время пересадки в Москве нам пришлось задержаться в зале ожидания – до рейса на Тарасов оставалось больше часа. Зайцев решил пошататься по столице, Ковалев же куда-то отлучился – кажется, в туалет. Контейнер с образцами лежал у меня в сумочке, «дипломат» с документами рядом, на сиденье Ковалева.

Посмотрев на двери входа, за которыми исчез Дмитрий Сергеевич, я достала набор миниатюрных отмычек и, положив «дипломат» на колени, вставила одну из них в замочек. Немного покрутив, я открыла «дипломат», достала документы и перелистала их. Согласно им, мы получили в лаборатории препарат под условным названием «троянус» в количестве трех экземпляров. Цифра три была четко пропечатана в документе.

Я потянулась к своей сумочке, чуть приоткрыла ее и заглянула в контейнер. Я не ошиблась. Пробирок было пять…

Перелет до Тарасова получился не самым комфортным: в нашем родном городе шел дождь, и я боялась, как бы самолет не совершил вынужденную посадку. Но все тем не менее обошлось, мы благополучно приземлились, и я растолкала задремавшего было Зайцева, окинула пристальным взглядом Ковалева, который, кажется, уже успел немного оправиться после вероломного угона велосипеда, и, взяв багаж, пошла к выходу.

Геннадий Владиленович Мирошников не встречал нас в аэропорту. Ковалев созвонился с ним и о чем-то беседовал в течение минут трех.

– Ну вот, Евгения Максимовна, наше задание и выполнено, – с улыбкой проговорил он, когда мы втроем вышли из издания аэровокзала. – Сейчас получите свои деньги и можете отправляться домой!

– Но Геннадий Владиленович указывал, нанимая меня, что я должна лично доставить образцы в объединение! – удивленно заметила я.

– Ну, в этом уже нет необходимости, – пожал плечами Ковалев. – Это просто формальность. Мы с Михаилом Петровичем вполне справимся сами, верно?

Зайцев наморщил лоб, пытаясь сообразить, как лучше ответить, так как не хотел терять мое общество, но и показаться беспомощным перед женщиной он тоже не желал. Я пришла Зайцеву на помощь, опередив его ответ:

– Нет, Дмитрий Сергеевич, пусть это чистая формальность, но я все же предпочитаю ее соблюсти, – твердо произнесла я, глядя Ковалеву в глаза.

В них не промелькнуло никакого страха, скорее легкая досада, но он совершенно спокойно развел руками и сказал:

– Что ж, едем.

Через пятнадцать минут такси доставило нас в «Поволжск-фарм». А еще через десять я, оставив контейнер под расписку Зайцеву и Ковалеву и получив оплату за свои услуги, вышла из здания фармакологического объединения и направилась к себе домой… По дороге я успела сообразить – тетя Мила так и «предсказывала», что домой я вернусь сегодня…

Тетушка была дома, и торт уже дожидался меня в холодильнике, как мы и условились. Крутя в руках игрушечную мельницу, тетушка охала от восторга. Обрадовалась она и другим милым безделушкам, которые я в качестве сувениров привезла ей. Когда наконец ужин был съеден, а все новости друг другу пересказаны, тетя поудобнее уселась в кресло и с нарочито небрежным видом проговорила:

– Женя, а я ведь верно сказала, что ты вернешься уже сегодня!

– То есть, ты хочешь сказать, предсказала? – уточнила я. – Милая тетя, ты прекрасно знаешь мое мнение по этому поводу. Если тебе так хочется упражняться в своих новых способностях – на здоровье. Только не в ущерб ему, то бишь, здоровью!

– Жаль, что тебе это нисколечко неинтересно, Женя, – вздохнула тетя Мила расстроенно. – А я могла бы помогать тебе в работе…

Вот уж этого мне совсем не требовалось, однако я, жалея, что ненароком обидела тетю, сделала над собой усилие и попросила:

– Ну расскажи, каких успехов ты добилась за эти дни.

Тетя тут же принялась рассказывать, и за следующие полтора часа она вовлекла меня в свои эксперименты – разумеется, чисто теоретические. А потом уже и вечер наступил, и пора было ложиться спать. Геннадий Владиленович Мирошников, кстати, позвонил мне на сотовый и поблагодарил за работу. Следовательно, он остался полностью мною доволен. И я могла с чистой совестью забыть об этом небольшом эпизоде.