Сестра смотрела на Леру. Лера — на Гарри. Она потянулась к простыне, туда, где должна быть его ладонь. Сестра перехватила Лерину руку и сказала:

— Не надо.

— Почему?

— Не надо…

— Он… уже… это все?..

— Да.

— Можно я побуду?

— Можно.

— Надо глаза…

— Хотите сами?

— Нет.

Сестра закрыла Гарри глаза. Он все так же улыбался.

— Не накрывайте, можно?

— Можно.

— Я хочу взять его за руку. — Лера снова потянулась к простыне.

— Не надо! Не трогайте.

Лера ничего не понимала, но слушалась. Потом она узнала, что у Гарри раздавило обе кисти и все ниже грудной клетки. Он пытался удержать дверь такси, которую вминал автобус, налетевший на них на перекрестке.

Это все снегопад. Они с Катькой так его любили… Автобус не смог затормозить — его понесло по пуховой подстилке, под которой был лед.

Катя умерла сразу, от удара в голову. В тот момент она ничего не успела понять и лежала на каталке с удивленной улыбкой на лице.

Таксист отделался переломом ребра.

Сестра убрала трубку от лица Гарри.

— Вам ничего не нужно?

— Нет, спасибо.

— Вам вызвать такси?

— Нет. Я буду ждать его отца. Его же вызвали?

— Да.

— А откуда он едет?

— Не знаю.

Вошел доктор. Посмотрел на Гарри, потом на сестру. Потом на Леру.

— Вам такси вызвать?

— Нет. Я жду его отца. Он скоро приедет?

— Думаю, да.

— Я побуду здесь. Можно?

— Можно. — Он глянул на сестру и вышел.

Сестра села в углу и прикрыла лицо ладонью.

О чем думала Лера, неотрывно глядя на Гарри, ни тогда, ни потом она не смогла бы сказать. Вероятнее всего, ни о чем. Хотя так не бывает. Изредка закрывая глаза, она видела Катькино недоумение, проступающее под улыбкой, наверняка адресованной своему любимому.

В палату снова вошел доктор. За ним в дверях стоял Гарри Анатольевич… лет сорока пяти — пятидесяти. Те же зеленые глаза, те же пепельные волосы, только прямые. В длинном черном пальто с длинным темно-зеленым вязаным шарфом, обернутым вокруг шеи.

Лера встала. Сестра тоже.

— Гарри… — сказал мужчина в черном пальто. — Он заснул?

— Да! Тише, — быстро ответила Лера и двинулась к нему, не давая доктору опередить ее. — Мы выйдем, а потом вернемся. — Она так сжала локоть доктора, что тот вздрогнул, но ничего не сказал и пропустил Леру.

Лера буквально вытащила отца Гарри из реанимации. Они сели в холле друг против друга.

— Я — Валерия. Катина сестра… Вы же знаете ее?.. — сказала Лера. — Можно Лера… Как угодно… А вы — Анатолий… как вас по отчеству?

— Меня зовут Гарри… Как сына…

— Н-но…

— Это долгая история… Гарри… отчество сложное, можно просто Гарри.

Лера уловила легкий приятный акцент. Он говорил тихо, то ли боялся разбудить сына, спящего где-то в недрах этого невеселого заведения, то ли это у него такая манера.

Он был возбужден, но держался. Видимо, помогало то, что худшие его ожидания не оправдались. Сын спит. Значит, все хорошо.

— Гарри просил сказать вам… — Она судорожно пыталась вспомнить, что же просил Гарри сказать отцу. В голове была пустота. — У вас есть сигареты? — Она тянула время и ждала, что ее осенит.

— В машине. Принести? Или спустимся?

— Да, пойдемте… Нет, сходите, я подожду тут.

Отец Гарри… Гарри встал, посмотрел на Леру.

— С вами все в порядке?

— Да-да…

Он удалялся по длинному-длинному коридору, то исчезая, то появляясь снова: темно — светло, темно — светло… Пульсировал в пространстве, совсем как его сын…

Лера все вспомнила.

— Гарри! — Она бросилась за ним.

Он услышал и остановился. В полосе неонового света его волосы казались белыми. И лицо бледное, как у Гарри… У того, который лежит сейчас на согнутой пополам кровати.

— Не надо. Я не курю… Я забыла, а теперь вспомнила. — Она стояла в двух шагах от высокого широкоплечего мужчины, так похожего на своего высокого широкоплечего сына, и боялась заговорить, чтобы не убить его. Почему она решила, что он слабее ее? Извечное женское?.. — Пойдемте.

Они вернулись в холл. Большие квадратные часы показывали три двадцать пять. Опередив Лерины сомнения по поводу их дееспособности, большая стрелка прыгнула на одно деление.

— Гарри просил сказать вам, что он раскаивается во всем. Он сказал, вы знаете…

— Почему он вам это говорил, он что, сам не может мне?.. — Его лицо напряглось. — Что с Гарри? Он спит?.. А что с Катей? Где она?

— Подождите, а то я опять все забуду… — Лера коснулась его руки. — Он просил сказать, что он вас очень любит… Не перебивайте! Он сказал, что не предавал вас и всегда любил…

Отец… Гарри положил лицо в ладони. Длинные волосы — прямые и тяжелые — упали на пальцы, закрывающие лоб.

— Еще он…

— Не надо. Потом…

Они молчали. Лера разглядывала его красивые крупные руки, узор набухших вен, браслет часов, выглядывающий из-под рукава черного джемпера. Она пыталась нащупать в себе какие-нибудь чувства: должна же она сопереживать этому мужчине, у которого погиб сын… Она вспомнила, что и у нее тоже горе — не стало единственной любимой сестры. Да нет, чушь какая-то… Это даже не кошмарный сон, просто — чушь.

А он покачивался вперед-назад, не открывая лица.

В холл вышел все тот же доктор. Он вышел тихо, и Гарри не услышал его шагов.

Доктор вопросительно глянул на Леру. Она помотала головой, и тот ушел. Так же тихо.

— Где ваша сестра? — не убирая рук, спросил Гарри.

— Ее нет. Ее не стало сразу.

— Вы уже отплакали?

— Нет.

— И я не могу. — Он отнял ладони, сощурился от яркого безжизненного света. — Я хочу побыть с ним. Вы не могли бы со мной?..

— Да.

Они вошли в отделение. Доктор, сидевший за столом дежурного и что-то писавший, встал навстречу и молча повел их в палату. По пути он открыл какую-то дверь, заглянул в нее и кивнул. Вышла медсестра и пошла с ними.

На лице Гарри застыла улыбка. Поверх окровавленных простыней накинули свежую, и поэтому не было ощущения смерти. Только очень бледная кожа, отчего волосы казались почерневшими.