Я эмира не слышал. Я представил себе тело отца рядом со стареньким велосипедом, исковерканным автомобильными колесами где-то там, на дороге, ведущей к дому. Может быть, даже совсем рядом с ним, в каких-нибудь двадцати метрах от калитки. Воображение у меня всегда, с самого раннего детства отличалось буйностью. Потому такая вот картина появилась у меня в голове легко, без всякой натуги. Конечно же, мне было больно ее видеть.

Я сам дважды ловил пули и умел переносить боль. После одного из ранений я даже поле боя не покинул, продолжал командовать взводом. Но собственная боль бьет далеко не так сильно, как эта, подступившая ко мне… Я буквально чувствовал то, что должен был сейчас ощущать мой отец, если он после ДТП остался жив.

Эмир еще говорил что-то, но замолчал, когда увидел, что я его не слушаю. Я же был в полной прострации и пришел в себя только после того, как увидел на столе свой планшетник и красные точки на мониторе. Ответственность за своих бойцов вернула меня к жизни.

А тут и телефон зазвонил. На экране высветился незнакомый номер.

– Старший лейтенант Жеребякин, слушаю вас.

– Здравствуй, старлей. Майор Юрьев беспокоит из следственного отдела управления ФСБ городского округа Горячий Ключ.

– Слушаю вас, товарищ майор, – этим серьезным низким голосом я был полностью возвращен в реальность.

– Нам твой номер жена твоя предоставила. Они тут вдвоем с сыном повязали бандита, который вломился в квартиру. Сказала, что по твоей наводке его встретили и ты просил нас позвонить тебе.

– Так точно, товарищ майор. Этот Ибрагим жив, надеюсь?

– Жив. На полу, как червяк, извивается, связанный бельевой веревкой. Не верит, что с ним женщина и подросток справились. Он себя, видимо, сильно «крутым» считал. Но они его сделали. Твоя школа, старлей?

– В определенной, весьма ограниченной степени. Антон, мой пасынок, чемпион России по армейскому рукопашному бою среди молодежи, победитель нескольких турниров среди взрослых. Мать его тренирует. Иногда и я что-то ему передаю из своего арсенала.

– Ибрагим Лачинов – судя по документам, его так зовут – пока давать показания не в состоянии. Я, кстати, проверил уже, в розыске он не числится. Ему Лариса Михайловна какую-то точку за ключицей придавила. Она говорит, что это очень больно, даже мучительно. Но минут через десять клиент придет в себя, и тогда мы сможем приступить к допросу. Ты, старлей, хотел нам что-то подсказать?

– Так точно, товарищ майор. Хотел дать направление для допроса. Ибрагим был завербован в Сирии майором американской военной разведки Османом. Это то ли имя, то ли кличка. Осел в Краснодаре. Я подозреваю, что он там не единственный наемник этого Османа. Боевые группы, как правило, состоят из нескольких бандитов, минимум из трех человек. Попросите Ларису Михайловну, она вам покажет точку, на которую можно нажать, чтобы повысить разговорчивость Ибрагима, научит вызывать кратковременный болевой шок, еще что-то подскажет, если вам понадобится. Моя жена – большой специалист по акупунктуре. Это может и на будущее сгодиться.

– Спасибо за сообщение. Но развязывать языки мы умеем. Для этого обычно хватает одного укола в вену. Благодарю, старлей, за данные о банде Османа. Надеюсь, какая-то информация есть в УФСБ Дагестана. Мы пошлем туда официальный запрос.

– Конечно, товарищ майор. Персона Османа обязательно заинтересует следственное управление. Только с нами обычно работает бригада следственного комитета…

– Нам не трудно и им запрос отправить. Я вижу, кстати, как Ибрагим через боль старается прислушаться. Он имя Османа услышал. Значит, ему есть что сказать. Вот сейчас мы его и спросим… У тебя все?

– Все, товарищ майор. Конец связи…

– Конец связи, старлей…

Я положил смартфон на стол, туда же, где он лежал, и строго посмотрел на эмира Дадашева. Али Илдарович, как я понял, ждал моих пояснений.

– Кончился Ибрагим, – заявил я. – Весь вышел. Связанный бельевой веревкой, как червяк, по полу извивается и стонет. Ему моя жена на болевую точку нажала – десять минут нестерпимых мучений обеспечила. Потом он очухается и начнет давать показания. В квартиру уже следаки из ФСБ приехали. Будут его допрашивать, когда говорить сможет. Поставят ему укол скополамина в вену, и все расскажет как миленький, всех назовет, кто с ним связан…

– Бедный Осман, – Али Илдарович посмотрел на безжизненное тело американского офицера. – Он рассчитывал, что если сам погибнет, то группа завершит его дело…

– Его черное дело… – поправил я, посмотрел на темную кровь, вытекшую из головы американца, хотел поинтересоваться, что за пакость задумал Осман, но не успел.

Снова зазвонил мой смартфон, лежавший на столе. Вибрация заставляла его сползать к краю. Он мог упасть на каменный пол и разбиться. Мне пришлось перехватить его.

На мониторе светился номер отца. Сам он, как я понимал, звонить был не в состоянии. Но тот человек, который делал это, мог дать мне хоть какие-то сведения о нем.

– Старший лейтенант Жеребякин. Слушаю вас, – ответил я привычно, хотя и с долей грусти в голосе.

– Капитан Ивченко, инспектор дорожно-патрульной службы ГИБДД Вологодской области, – услышал я встречное представление. – Товарищ старший лейтенант, вы последним разговаривали с Иваном Владимировичем Жеребякиным. Это ваш родственник, как я понимаю? Вряд ли однофамилец, да?

– Так точно. Это мой отец. Только разговаривал с ним не я, а подполковник в отставке Дадашев. Виновник аварии и сообщил ему, что случилось. Можете об этом не рассказывать. Что с отцом, он жив?

– Его как раз сейчас загружают в машину «Скорой помощи». Фельдшерица сказала, что он получил множественные переломы и ушибы. Вероятно, сильное сотрясение мозга. За больным нужен постоянный уход. Даже в районной больнице санитарок не хватает. Вы не могли бы срочно к отцу приехать? – в голосе капитана слышалось откровенное сочувствие, по крайней мере, не было того делового равнодушия, что постоянно проявляют привычные ко всему инспекторы ДПС на дорогах.

Я пару раз сталкивался с авариями и наблюдал их поведение воочию. С одной стороны, неравнодушие к моему случаю было приятно, с другой – разговор даже слегка злил меня. Хотя бы потому, что капитан, отлично знающий порядки в сельских больницах, к этому безобразию относился равнодушно. Это сильно контрастировало с сочувствием, выражаемым им по поводу беды, приключившейся с моим отцом, и резало слух.

– Товарищ капитан, я в данное время нахожусь в служебной командировке на Северном Кавказе. В настоящий момент мой взвод ведет боевые действия. Приехать я, естественно, никак не смогу. Но можно же что-то сделать для моего отца. Есть же у вас областная больница для ветеранов военных конфликтов. В каждом областном центре такая имеется.

– А ваш отец – ветеран?

– Он воевал в Афганистане, имеет два ордена Красной Звезды.

Такое сообщение мента, кажется, вдохновило.