— Это поможет ей скорее выздороветь. А дальше ваши с нею отношения — уж как сложится.

Теперь молчали оба.

Через полминуты Станислав ещё сказал:

— Роман Геннадьевич, извините, что я вмешался с этой темой, но пока я веду дело в интересах Вас и Вашей мамы — мне важно, чтобы вы были едины.

— Я постараюсь, — тихо сказал Роман, вновь откладывая ручку, но теперь уже завершив преобразование всех лежащих перед ним бумаг в документы. — Сам понимаю, что ненормально так собачиться с матерью — мы же с нею в одной комнате больше пяти минут не можем находиться.

— Но вы скоро будете жить отдельно от нее.

— Да, отдельно. Готовлюсь к этому.

Роман задумался, помолчал, потом продолжил:

— Но как мне наладить отношения с нею? Она же удивится, что я по-другому стал общаться с нею, выскажется — а я и взорвусь, как обычно.

— А Вы придите посоветоваться с нею.

— Посоветоваться? — не смог скрыть удивления Роман. — С нею? О чём?

— Да — посоветоваться. Есть же какая-то тема. Вы же сейчас, пока она в больнице, домом занимаетесь, все платежи делаете — вот и начните разговор с того, что Вам нужно все это у нее узнать, чтобы все правильно сделать. Так и скажите: «Мама, хочу все сделать правильно». Мамы любят такие фразы, — с улыбкой договорил Станислав.

Роман молча поднял брови, показывая все свои сомнения, что это сработает. Белогоров, заметив это, продолжил:

— Вы попробуйте так. Уверен, что Юлия Валерьевна понимает, что Вы уже взрослый, но не хочет смиряться с этим. И когда Вы покажете, что Вы действительно взрослый, и, будучи взрослым, сознательно приходите к ней за советом — она поймет, что эти нужно принять.

— Спасибо, — сказал Роман.

Видя, что адвокат собирается ответить на это слово благодарности, он еще сказал:

— Спасибо Вам. Я понимаю, что наше с матерью общение ненормально, хочу изменить — чего уж сейчас, все равно самостоятельную жизнь собираюсь начать — но не знал, как это сделать. А тут, как Вы говорите, ради нашего дела нужно наладить отношения. Ну, надо — так надо. Так проще будет.

Посмотрев на стопку подписанных им бумаг, он спросил:

— Все, только эти документы нужно было подписать?

— Да, только эти. Спасибо, что сегодня смогли приехать.

Роман встал из-за стола. Станислав заметил, что он поднялся не так порывисто, как делал это обычно.

— Я провожу Вас, Роман Геннадьевич.

От вышли из переговорной в холл, там Роман обернулся, чтобы пожать руку адвокату, сказал «До свидания» и пошел в направлении двери, которую ему открывала Алина.

Белогоров отметил, что руку ему Роман пожал крепче и основательнее, чем раньше.

Станислав вернулся в свой кабинет и встал у окна, молча смотря на расположенные внизу кварталы. Потом, постояв так некоторое время в раздумии, достал телефон, вызвал абонента и стал ждать ответа.

— Алё, мам, привет. Как у тебя дела? Да я ничего, нормально. Как ты?

На следующий день в больницу пришел следователь, чтобы допросить Комину. Виктория присутствовала как представитель Юлии Валерьевны в качестве потерпевшей. Станислав представлять ее интересы не мог, так как был представителем ее сына как ответчика по ее иску, но он так уверенно остался в больничной палате, где следователь допрашивал Комину, что следователь не решился даже предложить ему выйти из палаты.

— Здравствуйте, Юлия Валерьевна, меня зовут Николай Кириллович Березов, я следователь Следственного управления — представился ей следователь. — Вы можете рассказать, что помните?

Далее он разложил бумагу на своей папке и приготовился записывать. Станислав и Виктория тоже приготовились записывать.

Видя затруднение Коминой, Николай Кириллович спросил ее:

— Вы можете сейчас говорить? Я спрашивал врача, она сказала, что противопоказаний для нашей беседы нет.

— Да, я могу говорить, — тихо сказала Юлия Валерьевна.

— Хорошо. Представьтесь, пожалуйста.

Комина начала было говорить информацию о себе, но Виктория опередила ее и, достав из своего портфеля лист, передала его следователю:

— Здесь записаны официальные данные.

Следователь явно удивился и из-за неожиданности, и из-за нарушения шаблона допроса, но когда он хотел начать настаивать на необходимости соблюдения правил допроса потерпевшего, Белогоров тактично остановил его:

— Николай Кириллович, Юлия Валерьевна очень ослаблена, пусть она лично расскажет только то, что знает только она. Пожалуйста, разрешите личную информацию предоставить в таком виде, — и взяв лист из рук Виктории, со своей стороны передал его следователю.

Видя его сохраняющуюся, не до конца побежденную нерешительность в допустимости такого отступления от процессуальных правил, Станислав добавил:

— Давайте проведем допрос сегодня — все-таки тут может быть покушение на убийство, и кто покушался, неизвестно — а Юлия Валерьевна в больнице, и здесь ее безопасность обеспечить трудно.

С этим доводом — озвученным тактично, но уверенно — следователь нехотя согласился. Он взял лист и переписал с него данные в протокол. Затем, окончательно смирившись с необходимостью отступления от процессуальных правил ради эффективности расследования, он внес всю официальную информацию о предупреждениях и повернул протокол к Коминой, одновременно протягивая ей ручку для росписи. Она устало-молча посмотрела на своих адвокатов, и после того, как они оба синхронно кивнули, подписала протокол там, где указывал следователь. А следователь в этот момент окончательно понял, что не он управляет ходом осуществления данного процессуального действия. Однако Белогоров вел себя так предупредительно и тактично, что сложившаяся обстановка не коробила следователя.

Наконец, он приступил к собственно допросу Коминой как потерпевшей:

— Что Вы помните, Юлия Валерьевна? — обратился он к ней и приготовился записывать ее ответ.

— Я переходила улицу, дорога была пустой, никакого движения я не видела. Помню, что смотрела не с бордюра, а на небольшом расстоянии от края дороги — я всегда так делаю, потому что быстро хожу.

Она замолкла, переводя дыхание; видно было, что речь ее утомляет. Но она собралась с силами и продолжила:

— Потом я подошла к краю дороги, и в этот момент меня что-то отвлекло — что-то блеснуло. Я автоматически посмотрела на этот блеск — и все, больше ничего не помню. Очнулась здесь.

— Вы кого-то подозреваете? Кто мог покушаться на Вас? Кто заинтересован в Вашей гибели?

— Не знаю. Ни о ком не думала.

— Никаких угроз Вам не поступало? Ничего необычного не было?

Юлия Валерьевна молчала — видно было, что ей тяжело отвечать.

— Есть судебный процесс, — ответила за нее Виктория. — и в день покушения, когда Юлия Валерьевна уже была здесь, ей на телефон пришло сообщение с угрозами.

— Судебный процесс? — переспросил следователь. — Какой судебный процесс? С кем?

— Процесс за супружескую долю в имуществе бывшего мужа.