— Какого хрена?! Кто это?! — взорвался тот.

— А ты голос послушай! Повспоминай! Может, в голову что-нибудь и придет.

Некоторое время тот молчал, а потом неуверенно спросил:

— Гуров? Ты, что ли?

— Вот видишь, как важно иметь хорошую память, — заметил Лев. — Только ты язык попридержи и со стариками себя не ровняй! Это я кое-кому из них позволяю обращаться к себе по фамилии и на «ты», а ты до этого еще не дорос и вряд ли дорастешь. Так что я для тебя «господин полковник».

— Тогда уж лучше «гражданин начальник». Привычнее как-то, — ехидно произнес Финька. — Доложили мне, что вы в городе. Неужто по мою душу?

— Успокойся, не по твою, — небрежно бросил Гуров.

— Тогда что же беспокоите? Телефончик-то, я слышу, на громкую связь поставили! Перед кем знакомством со мной козыряете? — по-прежнему ехидно поинтересовался Финька.

— Не будет с тебя толку! — вздохнул Лев. — Чужое место занимаешь! Ни перед кем я не козыряю, ты просто помог мне личность мою установить, вот и все! Бывай, Финька! — и, отключив телефон, повернулся к Левашову: — Это устраивает?

— Вполне, — кивнул тот.

— Значит, разговор будет?

— Будет! — подтвердил Левашов.

Поднявшись, Сергей Николаевич начал накрывать на стол, а Гуров позвонил тем временем Виктору и сказал, что тот может быть свободен, после чего снова вынул аккумулятор.

— Вы бы свой сотовый тоже выключили, — предложил он Левашову.

— А у меня его просто нет — я из дома редко выхожу. Как получу пенсию, так затариваюсь на целый месяц. А для прочих нужд мне и стационарного хватает.

Вот уже и закуска была разложена, и рюмки налиты, и Левашов сказал:

— Ну, за знакомство! — И, когда они, чокнувшись, выпили, спросил, переходя на «ты»: — Как ты на меня вышел?

Гуров протянул ему записку и объяснил:

— В кармане ветровки нашел. Подложили, пока я в архиве сидел.

— Что ж ты не тайком приехал, а прямо к подъезду на машине подкатил? — удивился хозяин. — Тебя же просили меня не подставлять.

— Так в ветровке вместе с запиской «жучок» был, — кратко ответил Гуров, потому что Левашов был профессионалом, и ему ничего не нужно было подробно объяснять.

— Вот суки! — хмыкнул тот. — Никак успокоиться не могут!

— Кто они и чего им от тебя надо?

— И до этого дело дойдет! — остановил его Левашов. — Говори, что тебя интересует!

— Как я понял, ты единственный человек в этом городе, кто может мне рассказать об Аделаиде Михайловне Рогожиной, потому что все остальные ушли в глухую несознанку — они о ней, оказывается, даже не слышали. А мне нужно знать о ней абсолютно все.

— Королева Ада? — усмехнулся Левашов. — Это из-за нее я таким стал.

— Ада — это сокращенно от Аделаида?

— Это сокращенно от ада, — выразительно сказал Сергей Николаевич. — Преисподней, если тебе так будет понятнее. Я ведь работал начальником городского угро, и была она у меня в оперативной разработке.

— Материалы сохранились? — вскинулся Гуров.

— Нет, все при пожаре погибло, — покачал головой Левашов.

— Пожар был, как я понимаю, рукотворный? — понимающе покивал головой Лев.

— Какой же еще? — хмыкнул хозяин.

— Сергей! Давай все с самого начала! — попросил Гуров.

Левашов закурил и начал рассказывать:

— Ну, начал-то я ее разрабатывать, когда она уже более-менее в силу вошла, но и о прошлом ее кое-что выяснил. Она появилась здесь в декабре 1989-го. Посудомойкой в ресторане работала, с утра до вечера, без отдыха, без продыха, а спала там же в подсобке. Но, если время свободное появилось, она милостыньку просила и пела. Хорошо пела. Голос не сильный, но очень приятный, задушевный. Да и песни такие же были в основном русские народные. И подавали ей хорошо, тем более что одевалась в обноски какие-то. Тогда мафии нищих у нас еще не было, так что никто у нее ничего не отбирал. Потом услышал ее мужик один, заинтересовался. Не ею, конечно, — в ее сторону тогда и не плюнул бы никто, — а голосом ее. Одел, обул, отмыл, привел в порядок, квартиру ей снял, вот она и заиграла всеми красками. Такая красавица стала, что залюбуешься! Особенно глаза! Словно два омута! И стала она в том же ресторане петь, где раньше посуду мыла. «Братков» же, когда поддадут, на лирику тянет, чтобы за душу брало, чтобы слезу вышибало, так что зарабатывала она хорошо.

— А деньги в деревню отсылала, — сообщил ему Лев.

— Наверное, — пожал плечами Левашов. — Я тогда за ней еще не присматривал. Многие приходили ее послушать, а еще больше к ней подъехать пытались, только она всем — от ворот поворот. И был у нас городе один отморозок, алкаш и наркоман — Киричев Евгений Викторович, из афганцев. Кличка Кирпич. Начисто безбашенный. И банда у него такая же была, тоже все через Афган прошли. Рэкетом занимались — кооператоры-то у нас тут тогда вовсю развернулись.

— Сергей! Подожди! — остановил его Гуров. — Какой-то Киричев умер от передозы в новогодние праздники с 1991 на 1992 год. Это он?

— Он самый, — кивнул Левашов. — Не исключаю, что она его и убрала, когда он ей уже не нужен стал. Да и опасен, потому что окончательно с катушек съехал.

— Не проходит! — возразил Гуров. — Ни при чем она здесь. Если бы она это сделала, то сына спрятала бы до того, а не после. И к бабке бы своей заранее охрану приставила. Ты знаешь, что у нее был сын?

— Потом узнал, постфактум.

— Значит, если я тебя правильно понял, Ада с уголовником сошлась?

— Не все так просто. Он тогда на нее всерьез запал, да обломилось ему, как и остальным. А он к отказам не привык. В общем, однажды, когда она после работы домой шла, его дружки Шуба и Линь, то есть Шубин и Линьков, ее в машину запихали и к нему привезли. В подарок. Судя по тому, что произошло потом, сопротивлялась она отчаянно, только куда ей против Кирпича? Изнасиловал он ее, чтобы душеньку свою местью потешить, и потом голую на улицу выгнал, а дело зимой было. Хорошо, что добрые люди помогли ей домой добраться. Болела она потом довольно долго, работать не могла. А ресторан-то тоже не мальчики в коротких штанишках держали, и предъяву Кирпичу они кинули серьезную. Разборки были крутые, так что откупаться ему пришлось неслабо. А Ада на своем первом же после болезни выступлении объяснила, почему ее так долго не было и кто в этом виноват. И добавила, что тело ее Кирпич силой взять смог, а вот душу свою только она сама может кому-то отдать. А он в этот вечер, заметим, там присутствовал.

— Отчаянная девица! — с невольным уважением отметил Лев.

— Даже не представляешь, насколько, — усмехнулся Сергей. — Кирпичу после такого в городе хреново стало, потому что никто до него даже подумать не мог о том, чтобы ее похитить и изнасиловать — нравы тогда все-таки были другие. Тем более у нас на Урале. Нет, все, конечно, знали, что он дерьмо, но чтобы такое!