– Пустыня не место для принцессы, – повторил Казим. – Кроме того, там я живу, как кочевник. – Он провел рукой по ее груди, и соски немедленно затвердели, что вызвало у него соблазнительную улыбку.

– Разве тебе не будет легче, если я отправлюсь с тобой? – промурлыкала Эмбер, ее тело изогнулось в ответ на его ласки. – Я могу согревать тебя по ночам.

Казим прильнул к ее губам, и Эмбер задрожала от страсти. Он нетерпеливо тянул роскошный золотой шелк, а она прижалась к его обнаженному телу, чувствуя в себе больше силы и привлекательности, чем когда-либо раньше.

Это был мужчина, которого она любила всем сердцем и с которым хотела быть везде.

– Искусительница! – прорычал Казим, наконец избавив жену от одежды, и принялся ласкать ее грудь, обжигая прикосновениями.

– Пожалуйста, Казим, я хочу отправиться с тобой.

Он снова поцеловал ее, а Эмбер обвила руками его шею, наслаждаясь моментом. Когда поцелуй прервался, она соблазнительно прошептала:

– Возьми меня с собой.

– Какой мужчина способен отказаться от подобного предложения?

Воздух пустыни был напоен жаром гораздо сильнее, чем помнила Эмбер. Или в этом виноват мужчина, сидящий за рулем машины, покоряющей сияющие пространства песка? От воспоминаний о еще одной ночи в объятиях Казима ее пульс зачастил, и она бросила взгляд на его сосредоточенный хмурый профиль.

Эмбер планировала вести себя безразлично, но план провалился, растворился в страсти, которую Казим вызывал одним прикосновением, одним взглядом. Эмбер любила его и за время пребывания в Баразбине собиралась извлечь из этого максимум.

– Я забыла, насколько красива пустыня. – Она засмотрелась на величественные дюны по обеим сторонам дороги. Казалось, они с Казимом малы и незначительны, как песчинки, затерянные в фантастическом ландшафте.

– Пустыня может быть опасной. Она изменчива, как жизнь. Одна буря – и все меняется.

Эмбер озадаченно посмотрела на Казима. О чем это он? Это было самое большое откровение, которое она от него слышала. Эмбер опустила глаза и заметила, как сильно его пальцы сжимают руль.

Сердце женщины дрогнуло, она хотела потянуться к нему, дотронуться, ободрить, но взгляд Казима уничтожил это желание. Он закрылся, стал недостижимым.

– Что произошло? – Эмбер говорила нерешительно, но она имела право знать. – В ту ночь, когда у тебя появился шрам?

– Это не должно тебя беспокоить.

Ярость в его черных глазах едва не заставила ее проглотить язык.

– Должно, Казим. Это относится и ко мне. К нам.

Он смотрел перед собой, и Эмбер последовала его примеру.

– Я уже рассказывал тебе, что встал между отцом и матерью, защищая ее.

Его тон был суровым и сдержанным. Эмбер чувствовала, что он с трудом контролирует себя. Напряжение заполнило машину, и ей захотелось выйти. Но вокруг были только дюны, вылепленные рукой матушки природы.

Эмбер вздохнула. Она устала и от долгого и невероятно жаркого путешествия, и от нежелания Казима говорить с ней. Ночи, проведенные в объятиях друг друга, явно ничего не значили. Он не желал сблизиться с ней. Он просто доказывал свое право на нее.

Сказать ли Казиму о деньгах, которые ее отец использовал против него? Как он поступит, когда ему станет известно, что ее отец финансировал мятежников, пытаясь защитить честь дочери?

– Казим, я думаю, нам нужно поговорить.

Как только Эмбер произнесла это, мужество покинуло ее. Но останавливаться было нельзя.

Казиму хотелось закрыть глаза, чтобы избавиться от болезненых воспоминаний о том дне, но Эмбер права – теперь это касается их обоих.

– Хорошо. – Он продолжал смотреть перед собой, словно вел машину по ненадежной каменистой дороге, а не по бескрайним пескам. – Это была моя ошибка.

– Что?!

– Это была моя ошибка. Я вышел из себя. Я бросил вызов отцу. На моей стороне была молодость, но не опыт.

Казим никогда не обсуждал тот день – ни с матерью, ни тем более с шейхом. С тех пор как он восстал против отца, они с матерью почти не разговаривали. Казим расстроил ее, подвел, вместо того чтобы защитить, как делал это с юных лет. Он стал таким же, как человек, за которого она вышла замуж.

Теперь он ехал по пустыне с Эмбер, и в его душе словно открылась дверь, позволяя боли и стыду вырваться наружу.

– Уверена, это не так, – мягко сказала она, дотронувшись до его руки.

Казим напрягся. Он не заслужил сочувствия.

Он был готов рассказать ей все, но в то же время не хотел видеть жалость в ее глазах, которая вскоре сменится стыдом и отвращением. Внезапно ему впервые стало важно, что жена подумает о нем.

Вместо этого Казим снова сосредоточился на дороге. Скоро они приедут в лагерь, где он приказал поставить роскошную палатку. Там он увидит, каким будет ее взгляд. И смирится с этим.

– После того как ты ушла, я тоже хотел уйти. – Напряжение достигло взрывного уровня. Казим завидовал ее способности просто повернуться и уйти. – Я не желал жить во дворце, где чувствовал себя немногим лучше зверя в клетке. Мне была нужна свобода.

Эмбер тихо сидела рядом с ним. Казим чувствовал, что она шокирована. Он понял: она испытывала тогда то же самое, словно была птицей в красивой клетке, которой манипулировали родители и которую он оттолкнул.

Он начал рассказывать, и теперь ему нужно закончить историю.

– Мы с отцом поругались, и он обвинил меня в пренебрежении моим народом. Предупредил, что кочевым племенам нужна помощь. Но я не послушал его. У меня был долг перед сотнями работников нефтяной компании, и я выбрал их.

– Потом шейх заболел. – Ее голос едва можно было расслышать сквозь рокот двигателя.

– Да, и моя жизнь снова изменилась. Как дюны после песчаной бури – ни следа того, что было раньше. – Он продолжал смотреть вперед.

Эмбер не совсем понимала, что Казим имеет в виду.

– Ты в этом не виноват.

– Если бы я не спорил, отказываясь вернуться во дворец, у отца никогда не было бы сердечного приступа.

Машина взобралась на огромную дюну. Эмбер увидела раскинувшийся внизу лагерь – множество шатров, в которых люди были заняты своими повседневными делами.

Казим остановил машину и посмотрел на нее.

– Хуже всего то, – он дотронулся до груди, где под одеждой скрывался шрам, – что последние слова, которые я сказал матери, были словами ярости. Она отказалась видеть меня и умерла в одиночестве. Я обидел ее и не помирился и теперь не могу простить себе это.

– Не вини себя, Казим. Я не виню.

– А должна. И прости, что я не могу подарить тебе столь желанную свободу. Ты ее заслуживаешь.