– Но ты не был готов даже к настоящему браку. – Ярость снова проникла в кровь. – Почему, Казим? Ты меня ненавидишь?

– Нет! – Он повернулся к ней и отбросил подушку. – Мне была ненавистна сама идея брака. У меня была своя жизнь. Я создал успешный бизнес. – Он глубоко вздохнул. Эмбер прикусила губу. – Я не хотел нести ответственность за народ Баразбина, как и за тебя. Я не хотел сделать тебя своей женой в полном смысле слова, потому что ты олицетворяла все, что меня возмущало.

Это было болезненно. Эмбер моргнула. Он действительно не любит ее.

– Я не знала, чем занимается мой отец, – сказала Эмбер.

Ей нужно было как-то оправдаться, но она не хотела причинять вред матери. Судя по выражению лица Казима, попытка не удалась.

Он поднялся и так быстро зашагал по ковру, словно стремился покинуть палатку и уйти в пустыню. Потом Казим повернулся к ней:

– Ты должна была сказать мне.

Эмбер была потрясена. Это было последнее, что она ожидала от него услышать.

– Я не могла… моя мать… – мямлила она. Земля уходила у нее из-под ног.

– Не пытайся соврать, что узнала об этом только от матери.

– Я ничего не знала, – вырвался у нее полузадушенный шепот.

Шок сдавил горло Эмбер. Он не верит ни одному ее слову. И никогда не верил.

Его глаза потемнели еще сильнее, напряженность взгляда стала невыносимой, и Эмбер отошла подальше от него.

– Ты ничего не сказала мне. – Это был не вопрос, но утверждение. – У тебя было достаточно возможностей для этого, пока мы ехали сюда.

– Прости. Я не понимала важность того, что узнала, а потом ты заговорил о своем отце…

– Ты навязала мне это.

– Ты запираешь душу на замок, Казим. Почему?

Он стал дышать глубже, но сдаваться не собирался.

– Не пытайся анализировать мои эмоции, Эмбер. В этой игре тебе не победить.

– Это не игра. Это реальность. – Он подошла достаточно близко, чтобы чувствовать тепло его тела, слышать его глубокое дыхание.

– Будь осторожна! – прорычал Казим. – Ты можешь обнаружить, что взяла на себя слишком много.

– Я справлюсь, – отрезала она. – Повторяю, я ничего не знала о деньгах, которые ты посылал моему отцу. Если бы я была в курсе, то не работала бы в клубе, не поселилась бы с Анни и Клодом. Я приехала с тобой в Баразбин только потому, что ты согласился помочь Клоду, и собиралась вернуться в Париж при первой же возможности. Но была еще одна причина моего приезда – мне нужно было разобраться в наших чувствах, к тому же в глубине души я этого хотела.

– Хотела? – Казим с недоверием уставился на нее. – Это очень далеко от правды. Стоило мне найти тебя в клубе, как ты заговорила о разводе.

– Я думала, что развод нужен тебе. – Ветер рвал палатку, но Эмбер не отрывала глаз от Казима. – Ты отказался от меня, и я никогда не забуду, каково это. Я пыталась быть той, какую ты хотел, но этого оказалось недостаточно. Отвращение в твоих глазах практически убило меня.

«И практически убило мою любовь к тебе».

– Я не ожидал, что моя жена прибудет с багажом из скандала, – вырвалось у него.

– Но я думала…

– Что ты думала?

– Что такому мужчине, как ты, нужна более опытная жена.

– Нет. – Казим покачал головой. – Я хотел, чтобы жена была моей, и только моей. Несмотря на проведенные в разлуке месяцы, ты всегда была моей.

Это было чересчур, и в душе Эмбер зародилась надежда. Он открывает ей свое сердце, впускает ее?

– Да. – Ее голос был едва слышен. – Всегда, Казим. Я люблю тебя.

Казим отпрянул. Он правильно расслышал? Эмбер любит его? Он посмотрел на ее лицо, такое красивое в мягком свете светильников, и уже ставшее знакомым чувство стиснуло грудь. Он молчал, и в глазах Эмбер замелькало беспокойство. Казим хотел бы успокоить ее, но не мог: он не верил в искренность ее слов. До сих пор Эмбер только лгала.

Он встал и отступил на шаг.

– Невозможно!

Прошлое научило Казима, что эти слова используются для причинения боли, это оружие. Сам он не собирался никогда и никому говорить такое. Любовь, если она все же существует, не для него.

– Почему нет? – Ее шепот звучал сексуально. Слишком сексуально.

Его пронзило желание, Казим хотел повернуться и уйти. Но куда? Ветер все бушевал. Он был в ловушке.

Его взгляд задержался на стройной фигуре жены, окутанной красным шелком. Она сменила джинсы и блузку на традиционный наряд, но Казим не желал думать, что это сделано ради него. Эмбер шагнула к нему, и красный шелк замерцал, окружая ее царственной аурой, которую он раньше не замечал. Она напряженно вглядывалась в его лицо.

Что он должен сказать? «Мне не нужна любовь – ни твоя, ни кого бы то ни было»? Нет, это слишком близко к правде.

– Почему нет? – повторил он ее вопрос. – Ты хочешь знать?

– Да.

– Ты не скрывала, что едешь сюда под давлением и только для того, чтобы ребенок твоей подруги получил лечение…

– Так ты ничего не испытываешь ко мне?

У Казима появилось странное ощущение, что не он управляет ситуацией. Каким-то образом он превратился в мышку, с которой играет кошка, и ему это не нравилось.

Он подумал о чувстве, сжимавшем его грудь при мысли об Эмбер. Это просто паника. Это не может быть любовь. Любовь приносит только боль. Он знал это с детства. Казим еще в юности поклялся никогда не любить и не собирался нарушать клятву. Он видел, что неразделенная любовь сотворила с его матерью.

– Любовь – удел глупцов. – Он вложил всю свою ярость в эти слова.

Эмбер вздернула подбородок и расправила плечи.

– Ты прав. – Она рассерженно посмотрела на него, и Казиму показалось, что она пытается прочитать его мысли. – Удел глупцов.

– Черт возьми, Эмбер, не смотри на меня так!

– Чего ты боишься, Казим?

– Любовь – бесполезное чувство, Эмбер. Мы поженились, потому что так было нужно, вот и все.

Казим старался, чтобы на его лице не отражались никакие эмоции. Она не должна знать, какую бурю вызвало в нем ее признание. В противном случае он станет абсолютно беззащитным, а это неприемлемо.

– Ах да, прежде всего долг, который ты воспринимаешь настолько серьезно, что не сделал меня своей женой в нашу брачную ночь. Ты правда поверил слухам или причиной стало то, что не ты сам выбрал меня?

Она говорила твердо и вместе с тем с сарказмом. Это был убийственный коктейль. Эмбер внезапно превратилась в ледяную статую. Но Казима это не волновало. По крайней мере, она больше не признавалась в любви, такой же ложной, как слезы, готовые пролиться из ее глаз.