— Не нужно, мы вам и так верим.

Дронго пропустил Фешукову первой и вышел следом за ней.

— Может, чайку попьете? — крикнул им вдогонку Рябов,проявляя запоздалое гостеприимство.

— Спасибо, не нужно, — ответил ему на прощание Дронго.

Собака снова залаяла. Они дошли до калитки, и в этот моментиз дома вышел, тяжело ступая, Рябов.

— Что будет с моим домом? — крикнул он гостям. — Они менямогут выгнать?

— Нет, — отозвался Дронго, — подавайте в суд. Пусть онидоказывают, что вы неправильно купили этот дом. Если вашу купчую регистрировалнотариус, то вы можете получить всю сумму, заплаченную за дом.

— Это мне мало. Что я куплю сегодня на такие деньги? —разозлился Рябов. — А мое имущество, хозяйство? Я сарай построил…

— До свидания, — сказал Дронго, закрывая калитку.

На улице он вздохнул полной грудью. В доме Рябова былневыносимый смрад, пахло плесенью и пылью.

— Вы думаете, что он не врет? — спросила Фешукова.

— Я думаю, что в полиции наверняка проверили, откуда у негопоявились деньги и машина. Мне скорее была важна его реакция, чем ответ.

— У нас осталось только полтора часа, — напомнила Татьяна, —опоздаем на «Травиату». И учтите, что я должна еще переодеться.

— Тогда ловим машину и едем к вам, — согласился Дронго, —мне тоже нужно сменить костюм. Он, кажется, пропах всеми запахами этого дома.

Они условились встретиться у здания театра. Дронго успелзаехать к себе и переодеться. У отеля стоял «Ситроен», и его водитель проводилДронго обиженным взглядом. Но когда через полчаса Дронго сел в такси, «Ситроен»сразу пристроился за ними. Впрочем, сейчас Дронго и не думал от негоотрываться. Он доехал до театра и вышел из машины, представляя себе состояние своих«наблюдателей», явно не ожидавших, что он позволит себе провести вечер в опере.Фешукова ждала его у входа. Они сдали верхнюю одежду в гардероб и поднялись вправую ложу, откуда прекрасно была видна сцена.

Божественная музыка Верди сделала этот вечер незабываемым.Слушая певцов, Дронго расслабился и позволил себе несколько отвлечься от всехсобытий двух предыдущих дней. Он любил классику, и среди его самых любимыхкомпозиторов были Брамс, Шопен, Штраус, Верди. Но двоих он выделял особенно —Моцарта и Чайковского. В Моцарте угадывалась абсолютная свобода духа иневероятные озарения. А музыка Чайковского заставляла сжиматься сердце оттоски, печали, счастья, боли. Звуки, сотворенные гением музыки, словно заменялидыхание, настолько они были органичными и вместе с тем пронзительными.

— Вам нравится? — спросила в перерыве Татьяна.

— Очень, — искренне ответил он, — большое спасибо за вашеприглашение.

Когда после спектакля они вышли из здания театра, на улицешел сильный дождь. Дронго поймал такси и повез Фешукову домой.

— Какие у вас на завтра планы? — спросила она. — Вы хотите скем-то увидеться?

— Да, — кивнул Дронго, — но с одним условием, чтобы вы неговорили об этом Лилии. Я хочу встретиться с первой женой Арманда.

— С Визмой? — удивилась Татьяна. — Зачем вам это нужно? Онине виделись с Армандом много лет. Она вообще ничего не знала о его жизни.Только исправно получала деньги на Лайму. Арманд был очень порядочный человек,даже когда его дочери исполнилось восемнадцать лет и формально можно было большене выплачивать алименты на содержание совершеннолетней дочери, он всегда импомогал. Делал все, что мог. И даже более того. А Лилия относилась к егодочери, как к родной. Она так радовалась рождению внуков, словно это еемальчики. И так жалела, что Арманд их не увидел.

— И тем не менее я хотел бы с ней встретиться, — твердоповторил Дронго. — И еще мне нужно найти хотя бы одного из тех двоих офицеровполиции, которые дежурили в то утро рядом с домом погибшего.

— Одного я знаю, — вспомнила Татьяна, — его двоюроднаясестра работала у нас в институте. Второго даже не помню. Ведь столько летпрошло…

— Я бы хотел встретиться и с ним. Кроме того, я обратилвнимание на слова Рябова. Он сказал, что заступил в девять утра. А до негодежурил другой человек. Значит, мне нужно встретиться и с ним. И еще ссоседями, которые были в то утро в доме. Как видите, у меня обширная программа,которую я обязан выполнить, чтобы проверить все факты.

— Вы хотите поехать в Вентспилс к этому Скалбе? — вспомнилаФешукова про напарника Рябова.

— Обязательно поеду, — подтвердил Дронго, — у меня естьнекоторые сомнения относительно официальной версии случившегося. Может, зайдемкуда-нибудь и выпьем кофе?

— Давайте, — согласилась Татьяна, — у Домского собора естьнеплохой ресторан. Какой кофе вы любите?

— Я люблю чай, — улыбнулся Дронго, — но с вами посижу судовольствием.

В центре города было тихо. Встречались лишь редкие прохожие.Они вышли на площадь перед Домским собором и, свернув налево, подошли кнебольшому ресторану. Внутри почти не было посетителей. Они сели за деревянныйстолик и заказали себе две порции чая. Фешукова решила из солидарности питьчай, и тогда он попросил принести бутылку красного вина. Вино оказалось терпкими приятным на вкус. Из окон был виден Домский собор.

— За ваше здоровье, Татьяна, — поднял Дронго бокал, —спасибо за сегодняшний вечер.

— Это вам спасибо, — улыбнулась она. — Я думала, мыперевернемся, когда наш таксист сегодня выделывал такие трюки.

— Больше не будем, — пообещал Дронго. — Рябов сказал, что наэтаже вместе с отцом Арманда жили еще две семьи. Березкины и Кловисы. А кто жилв других квартирах?

— Я не очень хорошо знаю, но там все достаточносостоятельные люди. Вы же видели квартиры в этом доме. Он был построен еще вначале века, и там жили известные в Риге горожане.

— Ясно. И насчет этих двух семей тоже ничего не знаете?

— Ничего. Я вообще была там только один раз. Лилии не таклегко ездить в этот дом, вы меня понимаете?

Дронго кивнул, и в этот момент в ресторан вошла молодаядевушка в короткой куртке. У нее в руках был букет красных роз. Розы былитощие, на тонких стебельках. Выросший на юге Дронго видел гораздо болеепривлекательных представительниц этого вида флоры. Девушка нерешительнооглядела зал. Затем сняла куртку, повесила ее на вешалку у входа и вошла в зал.Сначала она предложила свои цветы двум парам, сидящим в соседнем зале. Затемподошла к Дронго и его спутнице.

— Нет, — мягко улыбнулся Дронго, — спасибо, не нужно.

— Извините меня, — сказала девочка. Было заметно, как ейхолодно. Ей было не больше восемнадцати. У нее был чуть покрасневший нос.