— Вы такой, каким я вас себе и представлял, — призналсяЛагадиньш, — я много о вас слышал. Впрочем, и неудивительно, учитывая, что выработали в ООН, были экспертом Интерпола и, говорят, офицером КГБ.

— Это слухи, — возразил Дронго, — я ни одного дня не работалв КГБ, но действительно был экспертом по линии ООН и Интерпола. Мне приходилосьиногда их консультировать по различным вопросам.

— Но вы беспокойный клиент, — добавил Лагадиньш с легкой улыбкой,— сначала вы обманули Челнокова по пути в Юрмалу, что, я думаю, было нетрудно.Затем оторвались от моих людей в центре Риги. Устроили автомобильный трюк, едване стоивший жизни двум нашим сотрудникам. И наконец, напали на Челнокова. Неслишком ли много за два дня?

— Ну, если бы за вами в другом государстве следили два дня,думаю, и вы начали бы проявлять некоторое беспокойство, — заметил Дронго.

— Наверное, — вежливо согласился Лагадиньш, — но вы приехалине на туристическую прогулку. Насколько я понял, вы решили заново расследоватьтрагическую смерть Арманда Краулиня, для чего встречались с его бывшейсупругой, ездили в дом его отца, побывали в Юрмале у его бывшего секретаряИнгриды Петерсен, разыскали Рябова, говорили с Интом Пиесисом… Вы многое успелисделать за эти дни, мистер Дронго.

— Поздравляю, — отозвался тот, — а я-то думал, что сумелоторваться от ваших людей. Неужели ошибался?

— Это обычные рядовые работники, — пояснил Лагадиньш, —приходится набирать их из бывших пограничников, таможенников, милиционеров,уволенных за непрофессионализм. Они не могли справиться с вами. Но когда мнесообщали, что вы едете в Юрмалу, я сделал правильный вывод, что вы хотитеувидеть Ингриду Петерсен. Когда же узнал, что вы выехали за город, былонетрудно догадаться, что вы хотите навестить Рябова.

— Я еще встречался с вашим депутатом Айварсом Брейкшем, —признался Дронго.

— Вот этого я не знал, — ответил Лагадиньш, — но можно былодогадаться, что вы рано или поздно захотите с ним увидеться.

— Где вы раньше работали? — поинтересовался Дронго. — Свашими аналитическими способностями нужно было остаться в правоохранительныхорганах. В милиции? Нет, для этого у вас слишком интеллигентный вид. И выговорили обо всех сотрудниках бывших правоохранительных служб, не сказав ничегоо сотрудниках КГБ. Я не ошибся?

— Не ошиблись. Я работал по линии первого отделареспубликанского управления.

— Хорошая школа, — кивнул Дронго. — Теперь позвольте мнеузнать, чем именно я привлек такое внимание вашего агентства?

— Нам сообщили, что вы приехали по делу Арманда Краулиня.Занимаетесь повторным расследованием этого преступления. Как только мне об этомсообщили, я сразу распорядился подключить к расследованию наших работников идал указание моим людям. Только вы напрасно пытались все время от них уйти. Онине следили за вами, скорее вас охраняли.

— Подождите, — не понял Дронго, — вы сказали «преступления»?

— Да, — кивнул Лагадиньш, — я в этом убежден. Дело в том,что тридцать лет назад я работал в комсомоле вместе с Армандом. Мы былиблизкими друзьями. Затем я поехал на учебу в Москву. Там был такойКраснознаменный институт.

Дронго кивнул. Он знал, о каком институте идет речь. Вбывшем Советском Союзе там готовили разведчиков.

— Я ждал этого дня целых одиннадцать лет, — продолжал междутем Лагадиньш, — и все одиннадцать лет не верил в самоубийство Арманда. Яслишком хорошо его знал. Очень близко. Но за несколько месяцев до того, как онпознакомился со своей второй женой, я уехал в Москву.

— Лилия Краулинь вас не знала? — понял Дронго.

— И не могла знать. Мы учились вместе с Армандом в однойшколе, он был старше меня на год. Потом вместе учились в институте, работали вкомсомоле. Он был примером для меня во всем. А потом меня послали в Москву. Выже знаете, как это обычно бывает. Мне сменили имя и фамилию, обеспечилилегендой. И я уехал в другую страну.

— Надолго?

— Навсегда. Я должен был закрепиться и остаться там. Ипоэтому меня не было в Риге. Много лет не было. Меня отозвали в девяностопервом. Считается, что самый большой урон разведке нанесли сталинскиерепрессии. А если вспомнить, что у нас творилось в начале девяностых, то вполнеможно сопоставить. Сколько разных реорганизаций было! Сколько тысячпрофессионалов выбросили на улицу, уволили, сократили, отозвали! Если бы тогдане Примаков, я даже не представляю, что могло бы произойти. По существу, онспас тысячи разведчиков. Но я ушел из их рядов еще в девяносто втором. В Ригувозвращаться не имело смысла, тогда нас здесь не очень жаловали. Уехал вАмерику, получил гражданство, жил там около семи лет. А в девяносто девятомвернулся в Латвию. О смерти Арманда я узнал в девяносто четвертом. Когда мнесказали, что он покончил с собой, я сразу в это не поверил. И не верил никогда.Он был не таким человеком. Таких людей сейчас уже нет. Честным, смелым,отважным, настоящим лидером, бойцом. Когда Арманд говорил, в него влюблялисьвсе — мужчины и женщины. А как он пел! Мне кажется, что я иногда проявляюизлишнюю эмоциональность. Когда я вернулся в девяносто девятом в Ригу, то сразуосновал агентство «Триумф». Несколько раз пытался провести собственноерасследование этого загадочного самоубийства, но ничего не нашел. И когда мнесообщили, что вы приехали в Ригу, я даже не поверил. И сразу послал людей кдому Лилии Краулинь. Нам повезло, вы появились там через полчаса. Остальное вызнаете.

— Вы рисковали, — понял Дронго, — в нынешней Латвиипо-прежнему не любят бывших сотрудников КГБ.

— Сейчас уже многое изменилось. Это было в другое время.Прошло уже столько лет. Но вы правы, я и сейчас ношу другую фамилию, подкоторой живу все эти годы. Меня не узнают даже мои одноклассники, с которыми яучился в школе. У меня нет прошлой жизни. Для всех я американский латыш,вернувшийся сюда на постоянное жительство из Америки. У меня американскоегражданство, и уже много лет я не являюсь офицером КГБ. Сейчас у нас многоприехавших из Америки и Канады. Из трех президентов прибалтийских государствдвое появились из Америки и Канады. Считается, что им больше верят западныеспонсоры, чем доморощенным политикам. Наша собственная Президент, котораяприбыла из Канады, так и не сумела выучить русский язык, на котором говоритполовина населения Латвии. Сначала она пыталась выучить, но потом махнуларукой, сообразив, что эта часть населения никогда не будет ее электоратом. Вотличие от нее, Адамкус в Литве выучил русский, но ему было легче, он былвоенным разведчиком.

Дронго усмехнулся. Они остановились.

— И теперь приехали вы, — сказал Лагадиньш. — Если выдумаете, что я ничего не знаю, то ошибаетесь. Все эти годы я следил за Лилией,пытался ей помочь, понимал ее состояние. Но она не знала меня и не поверила бымне, если бы я вдруг возник из прошлой жизни. К тому же это былонецелесообразно.