После собрания у Грумлата Дипак развез жильцов по этажам. Он давно научился расшифровывать выражение их лиц. Леклеры, поднимавшиеся на седьмой этаж, смотрели на него сочувственно, лицо миссис Зелдофф выражало раскаяние, молчание Моррисона было не менее выразительным, чем смущение профессора.

Во входную дверь позвонили. Дипак попрощался с Бронштейном и поехал вниз.

Хлоя ждала отца в гостиной.

— Голос Моррисона все изменил, миссис Зелдофф весьма деликатно разъяснила ему, что он сумеет нажать на кнопку, даже будучи мертвецки пьяным.

— Эта лживая святоша загубила голосование?

— Леклеры тоже пошли на поводу у Грумлата. Если бы монтажный комплект еще только предстояло приобрести, то я бы всех их одолел. Но в сложившейся ситуации мне нечего было противопоставить их желанию обрести свободу.

— Свободу? — удивилась Хлоя. — Как им не стыдно!

— Стыд проиграл одышке: никому не хочется подниматься домой пешком.

— Никто даже не упрекнул Грумлата?

— Это было очень нелегко, но я добился выплаты Дипаку и Ривере годового жалованья. Для наших финансов это весьма чувствительно. Грумлат потребовал дополнительных взносов на эти незапланированные расходы. Лично я не знаю, где наскрести денег. Это не значит, что я посылаю тебя за деньгами к матери…

— Одним словом, бухгалтер испортил жизнь не только Дипаку и Ривере, но и нам. Потрясающе!

— Я бился как мог. Придется снова отправиться в лекционный тур. Как ни жаль мне оставлять тебя одну, выбора нет.

Хлоя поинтересовалась у отца, сколько времени осталось до момента, когда произойдут перемены.

— Будем надеяться, что они окажутся не так уж велики, — пробормотал профессор с грустной улыбкой.

— Ну уж нет, теперь каждый раз, входя в лифт, люди будут говорить: «Все не так, как было раньше, при Дипаке и Ривере…»

— Наверное, ты права, — согласился Бронштейн. — Еще несколько дней все будет по-старому, и надо этим пользоваться.

В гостиной стало сумрачно, небо потемнело. В распахнутое окно ворвался шум деревьев на ветру.

— Мне пора обратно в университет. Судя по всему, попаду под проливной дождь, — горестно вздохнул профессор.

Хлоя закрыла окно. На тротуар уже шлепались крупные, как монеты, капли дождя, поставщик бакалеи «Ситарелла» торопливо вез к двери магазина тележку с полными пакетами, мужчина в темном костюме спрятался под зонтом, привратник в униформе скрылся под козырьком своего дома, няня, толкая элегантную коляску, мчалась вперед что было сил. Порывы ветра пригибали ветви платанов, большие листья испуганно трепетали, газету, которой накрыла голову застигнутая дождем женщина, унесло ветром, Пятая авеню сделалась похожа на картину Тёрнера.

— Боюсь, твой старый плащ не спасет тебя в такую грозу. Как бы студенты тебя не засмеяли!

— Студентов всегда смешит мой внешний вид, — сознался профессор, забирая из вазы у входа ключи.

Хлоя почти не заметила его ухода. Она злилась при мысли, что ее отец мокнет под проливным летним дождем, в то время как Грумлат с удобством расположился в своем офисе с кондиционером. Потом ее посетила любопытная мысль, она заторопилась к компьютеру и приступила к поискам.

Санджай, промокший до нитки, ждал перед кованой дверью.

— Ну и вид у тебя! — сказал со вздохом дядя, впуская его. — Ладно, побудь здесь, в холле, только встань на половик, путь вода стекает на него.

— Я не прячусь от дождя. Лали ничего вам не говорила?

— Говорила, но… Я думал, ты не согласишься.

— Не за что, — проворчал Санджай, пряча улыбку.

— Впрочем, она не оставила тебе выбора.

Что ж, идем.

Дипак отвел племянника в кладовую и отпер шкафчик Риверы. Там обнаружилась только его городская одежда.

— Конечно, так и должно было быть! Ничего, я подыщу тебе другую.

— Вы о чем?

Дипак снял с крючка полотенце и подал Санджаю:

— Вытрись, потом я устрою тебе экскурсию.

— Мне придется вырядиться, как вы?

— Разве в школе ты не носил форму?

— Было дело, но с тех пор я вырос.

— Форма пойдет тебе больше, чем эти мокрые тряпки. Как видишь, здесь хранится всевозможный инвентарь. В дождь, как сегодня, ты найдешь здесь все необходимое, чтобы вытереть пол.

— Час от часу не легче!

— Ты что-то сказал?

— Нет, ничего. Продолжайте.

В холле Дипак объяснил стажеру, что сидеть за конторкой можно только в случае, если в холле никого нет. В присутствии гостя, тем более жильца дома, это категорически запрещено. Перед уходом парадную дверь полагается запереть.

— В былые времена здесь работал привратник, но на него приходилось тратить слишком много денег, вот его и упразднили. Ты быстро научишься различать два разных звонка: на входе и при вызове лифта.

— А если звонок прозвучит, когда я буду наверху?

— Потому тебе и нельзя там задерживаться: поднимешься — и живо вниз. По вечерам наши услуги редко бывают необходимы сразу двум жильцам, поэтому, если не считать курьеров, доставляющих ужин, — они у нас появляются частенько, — вечером обычно спокойно. Все, конечно, усложняется, когда Уильямсы принимают гостей. Леклеры редко выходят из дому, Зелдоффы никогда никого к себе не приглашают, Моррисон всегда возвращается домой ближе к полуночи. Вот за кем нужен глаз да глаз, в этот час он уже не в состоянии вставить ключ в замочную скважину. Главное — не вступать с ним в беседу и не медлить, иначе тебе гарантирован приступ радикулита.

— Что-то не вижу связи…

— Если замешкаешься, он уснет прямо в лифте и тебе придется тащить его прямо в постель. Поверь, телом он так же тяжел, как умом.

Дипак остановился перед лифтом, чтобы объяснить Санджаю три золотых правила своего ремесла. Потом отодвинул решетку и поманил стажера внутрь.

— Вот эта ручка — переключатель. Передвигаешь ее вправо — кабина едет вверх, влево — вниз. У мотора не предусмотрена остановка на этажах. Это твоя задача — мягко останавливать ее строго на уровне лифтовой площадки. Для этого возвращаешь ручку в мертвую точку примерно в метре от линии остановки, потом немного толкаешь ее — учти, только капельку! — ну а в последний момент, в мертвой точке, опять чуть-чуть ее двигаешь — для закругления.

— Что еще за закругление?