пару раз костяшками пальцев по двери кабинета следователя и распахнула её со словами: – Здравствуй, Шурочка!

Наполеонов тихо вздохнул и спросил обиженно:

– Ты чего?

– Да вот соскучилась, – радостно объявила Мирослава и, не дав открыть ему рта, добавила: – Пирожки тебе принесла от Мориса.

– Пирожки? – недоверчиво переспросил он. Когда она положила на его стол приоткрытый пакет, блаженно улыбнулся: – От Мориса. – И тут же вскочил с места, подбежал к двери и закричал: – Элла! Будь доброй феей! Принеси чай!

– Сколько? – спросила Русакова.

Шура оглянулся на Мирославу. Та покачала головой, давая понять, что пить чай не будет. И тогда Шура крикнул:

– Побольше!

Элла принесла чай в огромной кружке с изображением довольного бегемота, запечатлённого на одной из её сторон.

– Спасибо, Элла! – воскликнул следователь.

– Шур… – тихо протянула Мирослава, и Наполеонов, опомнившись, кивнул на пакет: – Элла, угощайся!

– Спасибо, не откажусь, – ответила девушка и взяла один пирожок.

– Бери ещё, – расщедрился Наполеонов.

– Спасибо, но вы, Александр Романович, не должны забывать, что я не замужем и мне нужно следить за фигурой.

– Это правильно! – с явно преувеличенным энтузиазмом одобрил Шура решение девушки.

Элла улыбнулась и подмигнула Мирославе, детектив подмигнула ей в ответ. Секретарь скрылась за дверью.

– Ух уж эти женщины, – проворчал Наполеонов, заметивший их перемигивание, – строят заговоры на ровном месте.

– Ты ешь, Шурочка, ешь, – ласково проговорила Мирослава.

– Говори, зачем пришла, – потребовал Наполеонов с полным ртом.

Мирослава присела на стул и спросила:

– Как там твой подозреваемый?

– Какой такой подозреваемый? – сделал вид, что не понимает, Наполеонов.

– Иван Терентьевич Костомаров.

– А тебе зачем?

– За надом.

Как ни странно, Наполеонова удовлетворил такой ответ, и он ответил:

– Твердит, что не убивал Тавиденкова. При этом честит его всякими нехорошими словами. Я ему говорю, что так нельзя. Надо соблюдать приличия.

– А он?

– Он орёт в ответ: «Плевать я хотел на все ваши запреты и приличия!» – Наполеонов неодобрительно покачал головой.

– Так, может, он и впрямь не убивал?

– Тебя что, нанял, что ли, кто-то, чтобы оправдать Костомарова? – Шура вопросительно посмотрел на подругу детства.

Она промолчала. И тогда он ответил сам себе:

– Пожалуй, нет, у всей родни Ивана Терентьевича не хватит денег, чтобы расплатиться с вашим агентством.

– Шура, ты мне лучше скажи, как Костомаров объясняет наличие его пальчиков на камне с кровью Тавиденкова?

– Понимаешь ли, какое дело, – Наполеонов неодобрительно нахмурился, – этот жучила Тавиденков, хоть о мёртвых и нельзя плохо говорить…

– Не бойся, говори, там во второй части изречения говорится, что правду говорить можно, какой бы она ни была, – развеяла его опасения Мирослава.

– Ну так вот, он, как барин своих крепостных, заставлял рабочих трудиться на его собственном подворье. И Костомаров благоустраивал эту клумбу, обкладывая её новыми камнями.

– Так выходит, его пальчики и на других камнях есть:

– Есть. Но одно но.

– Какое?

– Все остальные камни прочно сидят в своём земляном гнёздышке. А этот легко вынимается. Это говорит о том, что его вынимали только что.

– И что с того? Его мог вынуть кто-то другой.

– А отпечатки пальцев?

– Преступник мог работать в перчатках.

– Тогда получается, что он знал об отпечатках пальцев Костомарова на камне и постарался их не смазать…

– Преступнику могло просто повезти.

– В смысле?

– В том смысле, что отпечатки Костомарова не стёрлись. Но меня напрягает другое.

– Что?

– Почему Костомаров ничего не помнит.

– В том-то и закавыка, – согласился Наполеонов.

– Не мог же он напиться до такой степени.

– В принципе, почему нет… – усомнился следователь.

– Если он был так пьян, то убить Тавиденкова он точно не мог. Да и убийство какое-то постановочное. Сомневаюсь я, чтобы работяга мог до этого додуматься.

– А разве надпись на стене тебе ни о чём не говорит?

– Уж не хочешь ли ты сказать, что современный рабочий класс зачитывается Маяковским? – улыбнулась Мирослава.

– Откуда мне это знать, – вздохнул Шура.

– Ладно. Надпись на стене сделана краской?

– Уж точно не кровью убиенного, – подтвердил её догадку следователь.

– Вы нашли магазин, в котором была куплена эта краска?

– Нашли. Но магазин огромный. Покупатель не расплачивался карточкой.

– Откуда это известно?

– Оттуда! Карточкой за краску вообще никто не платил.

– Где находится магазин?

– На восемнадцатом километре.

– За городом, – проговорила Мирослава.

– И что? Туда может смотаться любой, у кого есть свой автомобиль.

– У Костомарова есть свой автомобиль? – спросила она.

– Нет. Но и это ни о чём не говорит.

– Ладно. Где были куплены ананасы?

– С ними вообще засада. Их можно купить в любом супермаркете.

– В таком количестве?

– Если преступник не дурак, то он покупал их в разных магазинах.

– А рябчика?

– Этого выяснить не удалось.

– Он был ощипанным?

– Нет.

– Охотников в окружении подозреваемого нет, – скорее констатировала, чем спросила Мирослава. – Но они могли быть в окружении бизнесмена.

– Ты хочешь сказать, что он сам приобрёл этого рябчика, чтобы красиво обставить свою смерть?

– Не обязательно.

– Кто у Тавиденковых закупает продукты?

– Кухарка Лидия Фёдоровна Непалова. Мы уже опросили её. Ни ананасов, ни рябчиков она не покупала.

– Горничная у них тоже есть?

– Есть, Елизавета Андреевна Куропаткина.

– И что она?

– Плачет.

– Я не спрашиваю, что она делает, меня интересует, что она говорит.

– Ничего. Ровным счётом ничего!

– А Стелла Эдуардовна плачет?

– Не замечал. Хотя трёт сухие глаза кружевным платочком. Кстати, дочь Дарья тоже не плачет, хотя с лица аж почернела вся. Смотреть на неё страшно.

– Говорят, что она любила отца.

Наполеонов кивнул.

– Дети всяких родителей любят.

– Шур, а какие-нибудь следы на месте преступления были?

– Были, – нахмурился Наполеонов.

– Чьи? – оживилась Мирослава.

– Кабы знать! Там всё было затоптано, точно стадо слонопотамов топталось.

– Я предполагала, что в этот сарай мало кто заходил.

– Я тоже так предполагал, пока не узнал, что Тавиденков заставлял рабочих вместо работы на предприятии у себя на хозяйстве батрачить.

– Сатрап!

– Ещё какой! А мы теперь ищи, кто его прищучил.

– Найдём.

– Твоими бы устами…

– Да, да, мёд пить, – перебила она его. – А Костомарова, как я думаю, тебе скоро придётся отпустить.

– Я и сам не против, – отмахнулся следователь.

– Ты работай, Шурочка, я больше не буду тебя отвлекать. – Она направилась к двери.

– Ты так и не сказала, – крикнул он ей вслед, – чего ты лезешь в это дело? Не просто же так?

Мирослава остановилась у двери, повернулась и ответила с улыбкой:

– Догадайся сам.

– Вечно ты со своими загадками, – начал он возмущаться, но Мирослава уже скрылась за дверью.

Не признаваясь в этом даже самому себе, Наполеонов лелеял надежду, что Мирослава займётся расследованием убийства Тавиденкова. Ему было всё равно, кто её наймёт.

«Да хоть бы дочь Фрола Евгеньевича Дарья!» – озарило его.