– Нет, конечно, я с ними не знаком. Просто видел их по новостям. А память у меня хорошая – профессиональная.

Он продолжал разглядывать снимки:

– Какая же ты красавица! То есть я сразу это заметил, а сейчас лишь восхищаюсь еще больше…

Аня смутилась. Ей показалось, что она начала краснеть.

– И что мне теперь делать? – поспешила перевести она разговор. – С фотографиями? С этим знанием о сенаторах?

– Ничего. Пока ничего. Я попрошу у тебя одну распечатку снимка с этой троицей, чтобы посоветоваться со своими знакомыми. Если они поймут, почему американцы требуют твоей выдачи, то можешь быть уверена, что тебя никто никому не отдаст. А я – в первую очередь.

Аня скопировала на флешку все файлы со снимками яхты и отдала Тарутину.

– Только не надо увеличивать ничего и вешать на стене в своей комнате, – попросила она.

– А вот этого я обещать не могу, – серьезно ответил Николай.

Аня работала над вторым выпуском журнала. А потому постоянно звонила Николаю. И каждый раз при этом говорила себе, что не стоит беспокоить его лишний раз, но рука сама непроизвольно тянулась к трубке. А он беседовал с ней обстоятельно, не ссылался на занятость:

– Ты была права, что Гошу убили не случайно. Кто-то предварительно снял с окна туалетной комнаты наружную решетку. Залез внутрь, дождался Гацкана, застрелил его в кабинке, оставил пистолет. А потом отодвинул задвижку в двери, чтобы другие посетители смогли быстро обнаружить тело, и вылез из кабинки через окно в темный двор. Сделано все расчетливо и хладнокровно. А потому вопрос… Зачем надо было так тщательно инсценировать самоубийство, когда эта версия опровергается на месте? Не может такого быть, чтобы все продумано, профессионально исполнено и такой прокол… В туалете камеры наблюдения не было, в коридор убийца не выходил. Про камеры киллер мог знать и про отсутствие наружного видеонаблюдения тоже. Решетку оконную заранее снял сам, или это сделал сообщник. И второе: пистолет, само собой, тот самый, из которого на свадьбе был застрелен Лесневич. Мысль того, кто устроил все это, понятна: пусть следствие думает, будто Гацкан застрелил друга, а потом покончил с собой из-за угрызений совести. Очень наивное представление об уровне наших следователей. Зачем придумывать такую нелепицу, когда снятая оконная решетка подтверждает версию об умышленном убийстве?

– Очевидно, для того, чтобы следователи думали, будто им противостоит любитель, – предположила Аня. – Любитель, которого нет в полицейской базе, который, возможно, и не убьет больше никого. Цель, как мне кажется, одна: следствие должно искать преступника среди ближайшего окружения обоих убитых. А на самом деле убийца – едва ли не посторонний для всей этой компании.

– Вполне может быть. Хотя у меня другая мысль по этому поводу…

Но мыслью этой Николай делиться не стал и посоветовал Ане в своем материале опираться на собственные предположения.

А ей только и оставалось, что работать. После стольких лет Аня вернулась в родной город и поняла, что окончательно потеряла с ним связь. Подруг старых нет, да и разыскивать их нет желания – значит, и дружбы настоящей не было. Появились новые знакомые: Валя Колобова и ее приятели. Знакомые, которые неприятны ей. Хотя сама Валя – несчастная девочка, которая не знает, чего хочет. Поедет в Гонконг, но и там наверняка будет скучать. Есть Иван Иванович Старков, но он не друг, а учитель, наставник. Есть Коля Тарутин, который внезапно возник в ее жизни. Он, конечно, обаятельный молодой человек, но наверняка рассчитывает на нечто большее, чем дружба. Но Аня не может ничего обещать ему. Не может, потому что не в силах забыть Марка.

Марк был настоящим другом. Конечно, он был ее мужем, и Аня часто говорила ему о любви, вернее, отвечала на его признания. Но он был и другом, единственным другом. Он был ее учителем, он дал ей так много. И теперь никто не сможет его заменить. Никто. Хотя она вряд ли любила Марка так, как должна любить мужа жена. Не любила, но уважала, а ей так хотелось любви.

А теперь только и остается, что сидеть в пустой квартире, изображать работу и думать о том, что волнует в первую очередь. А волнует прежде всего – собственное одиночество. Можно, конечно, позвонить Тарутину, назначить встречу… Нет, только не это! Лучше позвонить отцу… Или лучше позвонить Ивану Ивановичу?

Подумав так, Аня набрала номер и тут же услышала голос Старкова:

– Добрый вечер, Анечка. Я только-только подумал о вас – и тут ваш звонок.

– Здравствуйте, Иван Иванович. Хотела узнать, как ваши дела.

– Какие дела? Сейчас у меня отпуск до сентября. Дачи нет, сижу в городе. Жена умерла год назад. К телевизору не приучен. Так что скучаю.

– Хотите, чтобы я приехала к вам в гости?

Старков замолчал и молчал долго, очевидно раздумывая, и наконец ответил:

– Не надо приезжать – по крайней мере сегодня. Но по телефону готов разговаривать сколько угодно.

– О чем?

– О чем угодно. Хотя бы о вашей работе. Меня, например, удивляет, весьма удивляет, что наш общий знакомец Сухотин еще на плаву: ведь глянцевые журналы уже вымерли. Гламур вымер. Гламур длился всего ничего – полтора десятилетия, не более. Вы, наверное, не помните, но лет тридцать назад был популярен фильм «Курьер». В этом фильме симпатичная юная девочка на вопрос, о чем она мечтает, ответила честно: «Хочу красную спортивную машину, и чтобы маленькая собачка была на сиденье». Представляете, это фильм советских времен! И такая откровенность героини. Тогда эта мечта казалась несбыточной. Но прошло совсем немного времени, и реальные ровесницы той киношной девочки поняли, что возможно все. И красная спортивная машина, и собачка в сумочке, и брильянт на каждом пальце, и отдых на Гавайях, и пластические операции, которые якобы сохраняют красоту и молодость на долгие-долгие годы. Вы обратили внимание, каким языком разговаривают эти красотки, которым сейчас за сорок или того меньше? Они все говорят писклявыми голосками, растягивая слова и сюсюкая. Вот это и есть гламур в их понимании. Когда можно, не работая, жить, как хочется. Покупать все, что хочется, говорить так, чтобы все знали, какая ты крутая. И все это будет оплачивать муж, и не важно, откуда муж возьмет деньги: взятки, хищения бюджетных средств, предательства, убийства…

Старков сделал паузу и спросил:

– Я, наверное, кажусь вам занудой?

– Нет, я внимательно слушаю и, кажется, начинаю что-то понимать.

– И слава богу! Но я скоро заканчиваю. Гламур умер или скоро умрет вместе с ботексно-латексными старушками в стрингах. Подросла другая молодежь – такая же беспринципная, но злая. Для них приобщение к гламуру – это признак их слабости. Нынешнее поколение – я имею в виду отпрысков всех этих чиновников, бизнесменов и прочей разбогатевшей шушеры – маргинальное поколение. Они считают себя золотой молодежью, презирают тех, кто беднее, кто трудится, кто едва сводит концы с концами. Они презирают образованных, потому что образование, по их мнению, не делает человека богаче. Появилось поколение молодых людей, которое готово давить всех своими автомобилями. Они не готовы затормозить, даже наезжая на ребенка или на старика. Да и тормозов у них нет. Они считают, что им позволено все, потому что в крайнем случае всегда можно откупиться.