Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Старые фотографии Нью-Йорка – это чудо, выставка просто отличная, – сказала она. – Ты бы тоже получил удовольствие. Она продлится до середины следующего месяца, так что еще успеешь выбрать время. Я вышла оттуда с мыслью, что непременно куплю себе фотоаппарат. Буду каждый день бродить по городу и снимать все и всех подряд.
– Ты вполне можешь себе это позволить.
– Верно, а все почему? Потому что мне нравится смотреть на старые снимки? Помнишь, что сказал У.К. Филдс[14]?
– «Никогда не вступай в спор на равных с глупцом»?
– Нет. Он сравнил женщин со слонами. «Я люблю смотреть на них, но не хотел бы иметь у себя дома».
– А какое отношение это имеет к фотографии?
– Я тоже люблю смотреть на них, но… Не знаю. Забудь об этом. Неужели все, что я говорю, обязательно должно иметь смысл?
– Нет, и это хорошо.
– Я люблю тебя, старый медведь. У тебя усталый голос. Тяжелый день выдался?
– Тяжелый, долгий, сырой день.
– Ложись спать. Завтра поговорим подробнее.
Но заснуть мне не удавалось еще очень долго. Я включал и выключал телевизор, хватался то за книжку, то за журнал, прочитывал страницу там, страницу здесь и снова закрывал. Я попробовал даже Большую книгу – проверенное временем снотворное, но и это не возымело нужного воздействия. Выпадают такие ночи, когда ничто не помогает, и тебе остается только сидеть и смотреть в окно, как идет дождь.
– Не хочется давать тебе советы, – сказал Джо Даркин, – но у меня дурные предчувствия. На твоем месте я бы вернул парню деньги.
– Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу от тебя такие слова.
– Знаю, – кивнул он, – это на меня не похоже. Когда у человека появляется возможность честно срубить деньжат, то кто я такой, чтобы мешать ему?
– Так в чем проблема?
Он откинулся назад вместе со стулом, заставив его балансировать на задних ножках. И переспросил:
– В чем проблема? Проблема в тебе самом, дружище.
Мы сидели в комнате сыскного отдела на втором этаже полицейского участка Центр-Север на Пятьдесят пятой улице. После завтрака я прошел немного необычным для себя маршрутом, чтобы еще раз взглянуть на место убийства. В понедельник здесь было намного оживленнее, большинство автосалонов и магазинов работали, а по авеню двигался более плотный транспортный поток, но это не позволяло выяснить ничего нового или нарисовать иную картину последних мгновений жизни Глена Хольцмана. Оттуда я отправился в участок, где и увидел Джо. Тот сидел за своим рабочим столом. Я сообщил ему, что Том Садецки выдал мне аванс, и выслушал совет вернуть его.
– Будь на твоем месте любой другой, – сказал Джо, – он бы сделал то, что и сделал бы кто угодно другой. Посвятил бы расследованию часов двенадцать или чуть больше, рассказал клиенту то, что он уже и без тебя знает. А именно: это его ненормальный братец совершил преступление. И все остались бы довольны. Твой клиент чувствовал бы, что сделал все, от него зависящее, а ты получил бы приличный гонорар за не особенно пыльный и тяжкий труд.
Но как раз ты вечно делаешь все наперекор другим, а главное – ты упрям как последний осел. Вместо того, чтобы окончательно убедить парня в виновности брата, к чему подсознательно он готов, осознает он это или нет, и снять пенки, ты начнешь добросовестно отрабатывать каждый полученный доллар. В итоге ты обязательно найдешь возможность убедить себя в существовании мизерной вероятности, что его брат невиновен, а тогда уже начнешь пахать всерьез, став у всех пятым колесом в телеге, включая и меня самого. И когда ты закончишь, ты потратишь на бесплодные усилия столько времени, что в простом пересчете не заработаешь даже суточную зарплату, и тебе еще повезет, если заработаешь хоть что-то вообще за все свои хлопоты, чтобы в результате признать очевидное. Одиночка Джордж виновен, о чем известно каждому, но ты сделаешь все, чтобы запутать дело, которое яйца выеденного не стоит. Что это ты так уставился на меня?
– Жалею, что нет магнитофона для записи твоей речи. Я бы прокручивал ее каждому потенциальному клиенту.
Он рассмеялся:
– Ты думаешь, я перегнул палку? Что ж, извини, но сегодня понедельник – день тяжелый. Сделай скидку на это. Но если серьезно, Мэтт, спусти это дело на тормозах. Выполни положенные телодвижения, но не более того, ладно? Дело привлекло к себе много внимания. Мы раскрыли его быстро, проделав отличную работу, но репортеры обожают подобные истории. Уверен, ты не хочешь дать им повод снова начать копаться в ней.
– А что они могут раскопать?
– Ничего. Улики самые серьезные. Все в духе закона.
– Ты сам участвовал в расследовании, Джо?
– Как и почти все в нашем участке вместе с половиной отдела убийств полиции Манхэттена. Я не приложил руку только к завершающей стадии. Как только они его взяли, дело, считай, было раскрыто. У него нашли латунь в кармане, черт побери! Стреляные гильзы. Что еще требуется?
– Откуда вы узнали, что арестовать нужно именно его?
– Получили наводку.
– От кого?
Он помотал головой:
– Вот этого я тебе рассказывать не имею права.
– От стукача?
– Нет, от священника, решившего, что можно иногда нарушать тайну исповеди! Конечно же, от стукача. Но только не спрашивай у меня его фамилии.
– Что именно сообщил стукач?
– И этого я тоже тебе сказать не могу.
– Не понимаю почему, – удивился я. – Он присутствовал на месте преступления? Он что-то видел или слышал? Или кто-то просто пустил сплетню, которая вывела вас на Джорджа?
– Скажу только, что у нас есть свидетель, – ответил Джо. – Теперь ты доволен?
– Свидетель, видевший все своими глазами?
Он нахмурился.
– Вечно я выбалтываю тебе больше, чем положено. Почему так происходит, как ты думаешь? – спросил он.
– Ты просто знаешь, что это лучший способ избавиться от меня. Так что видел ваш свидетель?
– Я уже сказал тебе слишком много, Мэтт. Есть свидетель, имеются веские вещественные доказательства, и мы практически получили признание виновного. Садецки сам говорит, что, возможно, сделал это. Случай настолько простой, что даже преступник не особенно отпирается.
Мне самому случай тоже представлялся довольно простым, но я должен был отрабатывать свои деньги.
– Предположим, – сказал я, – что свидетель прибыл на место, когда убийство уже было совершено. И видел, как Джордж склонился над телом, а потом собрал гильзы.
– После того как кто-то другой застрелил его?